Адвокат Алексея пытался возражать — мол, отец был в здравом уме, помощь при подписании не означает принуждения, свидетели могут ошибаться в деталях.
— Ваша честь, — сказала Ирина Викторовна, — обращаю внимание суда на тот факт, что ответчик находился в квартире покойного в течение десяти дней после смерти и имел возможность уничтожить или подменить документы, которые могли бы прояснить истинные намерения завещателя.
— Возражение! — вскочил адвокат Алексея. — Это голословные обвинения!
— Возражение отклоняется, — спокойно сказала судья. — У истца есть свидетель данного факта — соседка покойного.
Нину Семёновну вызвали в качестве свидетеля. Пожилая женщина волновалась, путалась в показаниях, но главное сказала четко:
— Молодой человек приходил каждый день, стучал-гремел там. Я думала, документы разбирает. А потом узнала, что дочка покойного ничего не знала…
Кульминацией стали показания Ольги Николаевны. Она рассказала, как Алексей диктовал завещание по телефону, как помогал отцу подписывать, как отец спрашивал про дочь.
— И что ответил ответчик на вопрос отца о дочери? — спросила судья.
— Сказал, что у неё работа хорошая, сама справится. А потом добавил: «Мы же договаривались, пап».
— То есть между отцом и сыном предварительно был разговор о содержании завещания?
Адвокат Алексея попытался дискредитировать свидетельницу — мол, пожилая женщина, память подводит, могла что-то перепутать. Но Ольга Николаевна держалась твёрдо.
Когда дошла очередь до Алексея, он встал бледный, но попытался защищаться:
— Ваша честь, отец действительно сам принял решение оставить наследство мне. Да, я помог ему с оформлением, но не принуждал…
— А почему завещание было составлено именно в последние дни жизни покойного? — спросила судья.
— Он… он понял, что умирает. Хотел всё привести в порядок.
— И почему не уведомил дочь о своём решении?
— Он… он не хотел её расстраивать…
— Но при этом попросил уведомить её после смерти?
— Да… то есть нет… то есть это нотариус по закону должен был…
Судья внимательно посмотрела на Алексея.
— Ответчик, отвечайте прямо на поставленный вопрос. Знал ли покойный о том, что после его смерти дочь будет уведомлена о существовании завещания?
— Не знаю… мы не обсуждали…
— А обсуждали ли вы с отцом возможность выделить дочери какую-то долю наследства?
Алексей опустил голову.
— Он спрашивал… но я объяснил ему…
— Что именно объяснили?
— Что у неё жизнь устроена, а мне помощь нужнее…
Елена слушала и чувствовала, как сердце разрывается на части. Алексей фактически признавался в том, что переубедил умирающего отца, воспользовался его слабостью.
Решение суда и примирение
— Суд удаляется на совещание, — объявила судья.
Перерыв длился полчаса. Елена сидела в коридоре, не зная, куда деть руки. Ирина Викторовна пыталась её успокоить:
— Всё хорошо, дело у нас сильное. Суд наверняка признает завещание недействительным.
Алексей стоял у окна в конце коридора, курил и нервно переминался с ноги на ногу. Его адвокат что-то объяснял ему, размахивая руками, но Алексей не слушал.
Все вернулись в зал. Судья выглядела усталой, но решительной.
— Рассмотрев материалы дела, суд пришёл к следующему выводу. Завещание от двадцать пятого сентября составлено с нарушением процедуры. Установлено, что завещатель не мог самостоятельно подписать документ, а текст завещания был продиктован заинтересованным лицом. Кроме того, имеются основания полагать, что завещатель был введён в заблуждение относительно обстоятельств, влияющих на содержание завещания.
Елена затаила дыхание.
— На основании изложенного, суд признаёт завещание от двадцать пятого сентября недействительным. Наследство подлежит разделу в соответствии с законом — в равных долях между детьми покойного.
Молоток судьи стукнул по столу, и всё закончилось.
Елена сидела неподвижно, не сразу понимая, что произошло. Она выиграла. Справедливость восторжествовала. Но почему же на душе так тяжело?
Алексей вышел из зала, не оглядываясь. Его адвокат что-то говорил про апелляцию, но Алексей не слушал.
Елена догнала брата на улице у здания суда.
Он обернулся. Лицо у него было серым, глаза потухшими.
— Ну что, довольна? Добилась своего?
— Алёша, я не хотела… то есть хотела, но не для того, чтобы тебе навредить…
— А для чего? Для справедливости? — он горько усмехнулся. — Знаешь что, Лена? Ты была права. Я действительно обманул тебя. И отца тоже обманул.
Он закурил дрожащими руками.
— Я просто устал быть вторым, понимаешь? Ты всегда была умнее, успешнее, правильнее. А я так и остался неудачником с золотыми руками. Когда узнал, что отец жив, подумал — вот шанс наконец что-то получить, не прося у тебя.
— Нет, дай досказать. Я приехал к нему просто познакомиться. А увидел — старый, больной, одинокий. И подумал — зачем ему знать, что у него двое детей? Зачем делить что-то? Пусть лучше мне всё достанется.
Алексей затянулся и медленно выдохнул дым.
— А когда он начал спрашивать про тебя, я понял — нужно действовать быстро. Пока не передумал.
— И ты составил завещание?
— Составил. И уговорил его подписать. Сказал, что так будет лучше для всех. — Он посмотрел на Елену. — Знаешь, что самое подлое? Он до последнего сомневался. Говорил: «А может, Ленку тоже вписать?» А я убеждал — не надо, у неё всё хорошо.
Елена чувствовала, как к горлу подкатывает комок. Отец думал о ней даже перед смертью. А она даже не знала, что он жив.
— Алёша, прости меня.
— За что ты просишь прощения? Ты была права.
— За то, что мы с тобой стали чужими. За то, что не сумела быть тебе настоящей сестрой.
Алексей удивлённо посмотрел на неё.
— Лена, ты тут ни при чём. Это я всё испортил.
— Мы оба испортили. Каждый по-своему.
Они стояли на ступенях суда, брат и сестра, которые наконец-то сказали друг другу правду. Горькую, болезненную, но освобождающую.
— Алёш, а давай попробуем начать сначала? Я не про наследство — про нас.
Он долго молчал, глядя куда-то вдаль.
— Не знаю, Лена. Не знаю, получится ли. Но… можно попробовать.
Воскресное утро. Елена стояла у плиты, переворачивая сырники на сковороде. За окном светило раннее солнце, а на кухне пахло корицей и домашним теплом. Всё как обычно, но что-то изменилось.
Впервые за долгое время у неё не было тревоги. Той постоянной тяжести в груди, которая преследовала её последние месяцы. Дело с наследством закрылось две недели назад. Квартира в Воронеже продана, деньги разделены поровну. Алексей не подавал апелляцию.
Телефон зазвонил. На дисплее высветилось: «Света».
— Мам, как дела? Как суд прошёл?
— Нормально всё, доченька. Справедливость восторжествовала, — улыбнулась Елена. — А у тебя как дела в Екатеринбурге?
— Да вот, проект закончили наконец. Мам, а можно я на выходных приеду? Соскучилась.
— Конечно, приезжай! Я сырников наделаю, как ты любишь.
После разговора с дочерью Елена села за стол с чашкой кофе. В руках лежало письмо — обычное, рукописное, которое принёс вчера почтальон.
«Лена, не знаю, дойдёт ли до тебя это письмо. Пишу уже в третий раз — первые два рвал. Хочу сказать спасибо. За то, что остановила меня. За то, что заставила посмотреть правде в глаза. Я понял — обманывать родных это самое низкое, что можно сделать.
Квартиру я купил в нашем районе, недалеко от старой школы. Помнишь, где мы с тобой в детстве гуляли? Мечтаю наладить отношения с женой и детьми. Они сейчас живут у тёщи, но, может быть, вернутся.
Если захочешь встретиться — буду рад. Если нет — пойму. Но знай — ты для меня всегда была и остаёшься старшей сестрой. Той, на которую хочется быть похожим.
P.S. Нашёл в папиных вещах старые фотографии — мы с тобой маленькие. Хочешь, пришлю?»
Елена перечитала письмо дважды. На глазах выступили слёзы — не горькие, а какие-то светлые, очищающие.
Она достала телефон и набрала номер Алексея.
— Алло? — голос брата звучал удивлённо.
— Алёш, это я. Получила твоё письмо.
— Лена… Я не думал, что ты позвонишь…
— Фотографии присылай. И приезжай в гости, если хочешь. Света на выходных будет, можем втроём посидеть, поговорить.
— Можно, Алёшка. Семья это не то, что нельзя потерять. Семья это то, что можно вернуть, если очень захотеть.
После разговора Елена открыла окно. В квартиру ворвался свежий воздух, пахнущий весной и новыми возможностями. На подоконнике зацвела фиалка — та самая, которую она недавно принесла из отцовской квартиры.
Отец ушёл, не успев помириться с детьми. Но, может быть, это и к лучшему — теперь у них есть шанс всё сделать правильно. Не ради наследства, не ради денег, а ради простого человеческого тепла.
Елена посмотрела на часы. Скоро надо будет идти на работу, разбираться с отчётами, решать рабочие проблемы. Обычная жизнь, обычные заботы. Но впервые за долгое время она шла туда не с тяжестью в сердце, а с лёгкой надеждой.
Надеждой на то, что справедливость возможна. Что правда, какой бы болезненной она ни была, всегда лучше лжи. И что даже разорванные отношения можно починить, если проявить мужество и честность.
За окном пели птицы, светило солнце, и мир казался добрым и правильным. Елена допила кофе, взяла сумочку и пошла навстречу новому дню. Навстречу новой жизни, в которой не было места обману и недоверию, а была только искренняя надежда на лучшее.
Рекомендуем к прочтению
