– Какие шторы? – в голосе Сергея было искреннее удивление. – Тань, я на совещании, что случилось?
– Твоя мама прислала мне эти дурацкие бархатные шторы, которые она вчера расхваливала! – выпалила Татьяна. – Без моего согласия, без обсуждения! Она что, серьезно думает, что может так себя вести?
– Тань, успокойся, – Сергей понизил голос. – Я поговорю с ней. Обещаю. Просто… не начинай войну, ладно?
– Войну? – Татьяна чуть не задохнулась. – Это она начала! А ты… ты опять просишь меня молчать?
– Я не прошу молчать, – в его голосе появилась усталость. – Я прошу подождать. Я разберусь. Вечером поговорим, хорошо?
Татьяна бросила трубку, не ответив. Она была в ярости – не только на свекровь, но и на Сергея. Почему он не может просто сказать своей матери, чтобы она перестала? Почему он каждый раз уходит от конфликта, оставляя ее разбираться с этим одной?
Она посмотрела на коробку с шторами, стоящую посреди гостиной. Хотелось выкинуть их в мусорку, но вместо этого она просто оттащила коробку в кладовку и захлопнула дверь. Пусть стоят там, пока она не решит, что с этим делать.
К вечеру Сергей вернулся домой мрачнее тучи. Татьяна сразу поняла, что он говорил с матерью – его брови были сведены, а губы сжаты в тонкую линию.
– Я позвонил маме, – начал он, не глядя на жену. – Она сказала, что хотела сделать сюрприз. Что не думала, что ты так отреагируешь.
– Сюрприз? – Татьяна фыркнула. – Это не сюрприз, Сережа. Это попытка показать, кто здесь главный. Она даже не спросила, хочу ли я эти шторы!
Сергей сел на диван, потирая виски.
– Тань, я понимаю, что она перегибает. Но она моя мама. Она не со зла. Просто… для нее это способ показать, что она заботится.
– Заботится? – Татьяна почувствовала, как голос дрожит. – Она не заботится, она контролирует! Она хочет, чтобы всё было по ее правилам – шторы, еда, даже то, как мы живем! А ты… ты просто закрываешь на это глаза.
– Я не закрываю! – Сергей повысил голос, и это было так неожиданно, что Татьяна замолчала. – Я пытаюсь найти баланс, Тань. Между вами двумя. Потому что я люблю вас обеих, понимаешь? И мне тошно от того, что вы не можете ужиться!
Татьяна смотрела на мужа, и в ее груди рос ком. Она не ожидала, что он так открыто признает, что разрывается между ней и матерью. И это пугало. Неужели их брак, который казался таким крепким, теперь трещит по швам из-за этой квартиры?
– Сережа, – она села рядом с ним, стараясь говорить спокойно. – Я не хочу, чтобы ты выбирал между мной и твоей мамой. Но я не могу жить в доме, где меня не уважают. Эта квартира – моя мечта. Я работала на нее годы. И я не хочу, чтобы кто-то – даже твоя мама – решала, как мне здесь жить.
Сергей кивнул, но его взгляд был пустым.
– Я понимаю, – сказал он тихо. – Но мне нужно время, чтобы это уладить. Мама… она не привыкла, чтобы ей перечили. Но я поговорю с ней. Серьезно.
Татьяна хотела верить ему, но в глубине души чувствовала, что разговоры не помогут. Валентина Петровна не из тех, кто отступает. И если Сергей не сможет поставить четкие границы, то этот конфликт будет только нарастать.
На следующий день Татьяна решила отвлечься от домашних проблем и поехала в редакцию. Работа всегда была ее спасением – там она чувствовала себя в своей стихии, там ее уважали, там она была хозяйкой положения. Но даже за написанием статьи мысли о свекрови и Сергее не отпускали. Она поймала себя на том, что набирает в поисковике «Как поставить границы свекрови» – и тут же закрыла вкладку, чувствуя себя глупо.
В обеденный перерыв она зашла в кафе напротив офиса, где ее уже ждала Лена. Подруга выглядела, как всегда, энергично: яркий шарф, растрепанные кудри, улыбка, которая могла растопить любой лед.
– Ну что, воюешь дальше? – спросила Лена, откусывая круассан.
– Не воюю, – вздохнула Татьяна. – Просто… не знаю, что делать. Сергей хочет мира, но я не могу просто проглотить это всё. А свекровь… она прислала шторы. Шторы, Лен! Без моего ведома!
Лена расхохоталась, чуть не поперхнувшись.
– Ох, это классика! Моя свекровь как-то переставила всю мебель в нашей гостиной, пока мы с Димкой были в отпуске. Вернулись – а у нас диван у окна, а телевизор в углу. Я думала, я ее придушу!
– И как ты справилась? – с надеждой спросила Татьяна.
– Прямо, – пожала плечами Лена. – Сказала ей, что это наш дом, и мы сами решаем, где что стоит. Она, конечно, обиделась, но потом отошла. Главное – не молчать. И Сергея твоего надо встряхнуть. Он хороший парень, но, похоже, боится маму огорчить.
Татьяна кивнула. Лена была права – Сергей избегал конфликтов с матерью. И это делало ситуацию еще сложнее.
– А если он не сможет? – тихо спросила она. – Если он так и будет, между нами, метаться?
Лена посмотрела на нее серьезно.
– Тогда тебе придется решать, готова ли ты жить с этим. Или… поставить ультиматум.
Слово «ультиматум» повисло в воздухе, как тяжелый камень. Татьяна никогда не любила крайности, но сейчас она начинала понимать, что без них, возможно, не обойтись.
Вечером, вернувшись домой, Татьяна застала неожиданную картину. На кухне сидела Валентина Петровна – с чашкой чая и выражением лица, которое было трудно расшифровать. Сергей стоял у плиты, помешивая что-то в кастрюле, и выглядел напряженным.
– Таня, – свекровь поднялась, едва она вошла. – Я хотела поговорить.
Татьяна замерла, чувствуя, как сердце ускоряет ритм. Она ждала очередного выпада, но в голосе Валентины Петровны не было привычной напористости.
– Я, наверное, перегнула палку, – начала свекровь, глядя куда-то в сторону. – С этими шторами… и вообще. Я просто хотела, чтобы у Сережи всё было хорошо.
Татьяна молчала, не зная, как реагировать. Извинения? От Валентины Петровны? Это было так неожиданно, что она даже не сразу нашла слова.
– Валентина Петровна, – начала она осторожно, – я ценю, что вы переживаете за Сергея. Но это мой дом. И я хочу, чтобы здесь уважали мои решения.
Свекровь кивнула, но в ее глазах мелькнула искра обиды.
– Я понимаю, – сказала она. – Но ты тоже пойми: Сережа – мой сын. И эта квартира… она ведь и его дом тоже, правда?
Татьяна почувствовала, как внутри всё сжимается. Опять то же самое. Даже в извинениях свекровь умудрялась напомнить, что считает эту квартиру «общей». Она посмотрела на Сергея, ожидая, что он вмешается, но он молчал, сосредоточенно мешая суп.
– Валентина Петровна, – голос Татьяны стал тверже. – Я не спорю, что это наш с Сергеем дом. Но я его купила. И я не хочу, чтобы кто-то решал за меня, как здесь жить. Если вы не можете это принять, то, наверное, нам будет сложно общаться.
Повисла тишина. Сергей наконец поднял глаза от кастрюли, и в его взгляде было что-то, чего Татьяна раньше не видела – решимость.
– Мам, – сказал он тихо, но твердо. – Таня права. Это ее квартира. Она работала на нее годами. И я уважаю это. Если ты хочешь приходить к нам, ты должна уважать ее правила.
Валентина Петровна открыла рот, но не нашла, что сказать. Впервые за всё время она выглядела не просто растерянной, а побежденной. Она медленно встала, взяла сумку и направилась к двери.
– Я подумаю, – бросила она, не глядя на них. – Но запомни, Сережа: я твоя мать. И я всегда буду рядом.
Дверь хлопнула, и в квартире стало тихо. Татьяна посмотрела на мужа, не зная, что сказать. Он сделал шаг к ней, но она отступила.
– Тань, – начал он, – я сказал ей. Я правда пытаюсь…
– Пытаешься, – перебила она. – Но этого мало, Сережа. Я не хочу, чтобы наш дом был полем боя. И я не хочу чувствовать себя чужой в своей квартире.
Он кивнул, но в его глазах была боль.
– Я понимаю, – сказал он. – И я сделаю всё, чтобы это исправить. Но… дай мне время. Пожалуйста.
Татьяна смотрела на него, и в ее сердце боролись два чувства – любовь к мужу и страх, что этот конфликт никогда не закончится. Она кивнула, но в глубине души знала: развязка близко. И она будет либо спасением, либо крахом всего, что они строили вместе.
Татьяна сидела за кухонным столом, глядя на пустую кружку из-под кофе. Прошла неделя с того вечера, когда Валентина Петровна ушла, хлопнув дверью. Неделя тишины – ни звонков, ни визитов, ни новых коробок с «сюрпризами». Но эта тишина была тяжелой, как перед грозой. Сергей тоже стал молчаливее, и это пугало больше, чем их прошлые споры. Каждый вечер он возвращался с работы, обнимал ее, но в его глазах была какая-то тень – смесь вины и усталости. Татьяна чувствовала: развязка близко, и от того, как они пройдут этот рубеж, зависит их будущее.
