– Ой, да что там твой рынок! – отмахнулась свекровь, уже раскладывая продукты на кухонном столе. – Там всё перекупленное, дорогое. А у меня с дачи – своё, экологичное!
Татьяна сжала губы. Она ненавидела, когда кто-то вторгался в ее пространство, но свекровь, похоже, этого не замечала. Или не хотела замечать.
– Мам, – Сергей вышел из спальни, еще сонный, в мятой футболке. – Ты опять без предупреждения?
– А что, мне теперь разрешение спрашивать? – Валентина Петровна посмотрела на сына с укором. – Я же для вас стараюсь! Хочу, чтобы у вас всё было по-человечески.
– По-человечески – это когда уважают чужие планы, – не выдержала Татьяна. – Я не просила вас привозить продукты. И борщ мы не едим.
Повисла тишина. Сергей посмотрел на жену с удивлением – он не привык, что она так резко отвечает матери. Валентина Петровна, напротив, выглядела так, будто ее ударили.
– Ну, знаешь ли, – начала она, и ее голос задрожал от обиды. – Я всю жизнь для сына старалась, а ты тут мне указываешь! Это и его квартира, между прочим!
– Нет, не его, – отрезала Татьяна. – Я уже говорила: эту квартиру купила я., и я не хочу, чтобы в моем доме кто-то диктовал, что готовить, какие шторы вешать и как жить!
Сергей шагнул вперед, словно собираясь встать между ними.
– Тань, мам, хватит, – сказал он устало. – Давайте просто спокойно поговорим.
– Спокойно? – Валентина Петровна вскинула брови. – Это она тут кричит, а я должна молчать? Сережа, ты что, не видишь, как она со мной обращается?
– Я вижу, что вы не уважаете мои границы, – Татьяна чувствовала, как голос срывается. – Вы приходите, когда захотите, трогаете мои вещи, решаете за нас, что нам нужно. Это мой дом, Валентина Петровна. Мой!
Свекровь открыла рот, но не нашла, что ответить. Впервые за всё время она выглядела растерянной. Сергей смотрел на жену, и в его глазах было что-то новое – смесь восхищения и тревоги.
– Таня, – начал он тихо, – я понимаю, что ты чувствуешь. Но…
– Никаких «но», – перебила она. – Я устала. Устала от того, что мой дом превращается в поле боя. Если так будет продолжаться, я… я не знаю, как мы будем жить дальше.
Она повернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью. Внутри всё кипело – гнев, обида, чувство, что ее личное пространство снова и снова нарушают. Она слышала, как на кухне шепотом спорят Сергей и его мать, но слов разобрать не могла. Да и не хотела.
Татьяна села на кровать, глядя на свои руки. Пальцы дрожали. Она всегда гордилась своей независимостью, своей силой. Но сейчас она чувствовала себя уязвимой. Что, если Сергей встанет на сторону матери? Что, если он не поймет, почему для нее так важно отстоять этот дом? И что, если этот конфликт – только начало?
День прошел в напряженной тишине. Валентина Петровна уехала, пробормотав что-то о том, что «не хочет быть лишней». Сергей весь день был молчалив, отвечал односложно, и это пугало Татьяну больше, чем открытый конфликт. К вечеру она не выдержала.
– Сережа, – начала она, когда они сидели за ужином, – нам нужно поговорить.
Он отложил вилку и посмотрел на нее. Его лицо было усталым, но в глазах читалась решимость.
– Да, нужно, – согласился он. – Тань, я понимаю, почему ты злишься. Мама перегибает палку, я это вижу. Но она моя мать. Я не могу просто сказать ей, чтобы она больше не приходила.
– А я и не прошу, – ответила Татьяна. – Я прошу, чтобы она уважала меня. Уважала наш дом. Чтобы не вела себя так, будто это она тут хозяйка.
Сергей кивнул, но в его взгляде было что-то, что заставило ее сердце сжаться.
– А ты не думаешь, – начал он осторожно, – что ты тоже немного… перегибаешь? Я понимаю, что ты купила квартиру. Но мы женаты, Тань. Это ведь и мой дом тоже, разве нет?
Татьяна почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она ожидала, что он поддержит ее, но вместо этого он ставит под сомнение ее право на собственное пространство?
– Ты серьезно? – спросила она тихо. – Ты правда думаешь, что я должна делить с ней право решать, что происходит в моем доме?
– Я не про маму, – поспешно сказал Сергей. – Я про нас. Про то, что мы – семья. И мне больно слышать, что ты так подчеркиваешь, что это только твое.
Татьяна молчала, переваривая его слова. Впервые за три года брака она почувствовала, что между ними растет трещина. И эта трещина пугала ее больше, чем все выпады свекрови.
– Я не знаю, как нам быть, – наконец сказала она. – Но я не могу жить в доме, где меня не слышат.
Сергей протянул руку и накрыл ее ладонь своей.
– Я слышу тебя, – сказал он тихо. – И я хочу, чтобы мы нашли выход.
Татьяна кивнула, но в глубине души знала: это только начало. Конфликт с Валентиной Петровной был лишь верхушкой айсберга. А что скрывалось под водой, она пока не могла даже представить…
Татьяна сидела на балконе, глядя на огни спящего города. В руках она сжимала кружку с остывшим чаем, а в голове крутился вчерашний разговор с Сергеем. Его слова – «Это ведь и мой дом тоже, разве нет?» – задели что-то глубокое, больное. Она не спала полночи, прокручивая их снова и снова. Неужели она была несправедлива? Неужели ее стремление защитить свое пространство зашло слишком далеко? Но каждый раз, когда она пыталась убедить себя, что нужно быть мягче, перед глазами вставала Валентина Петровна, уверенно раскладывающая свои овощи на ее кухне, будто это она тут хозяйка.
Утро началось с тишины – той самой, которая бывает перед бурей. Сергей ушел на работу раньше обычного, пробормотав что-то про срочный проект. Татьяна осталась одна в квартире, и это было первое утро за неделю, когда никто не звонил в домофон и не стучал в дверь с очередным «сюрпризом». Она бродила по комнатам, касаясь пальцами новых обоев, деревянной столешницы, льняных штор, которые так не нравились свекрови. Это место должно было стать ее убежищем, но сейчас оно казалось полем боя.
Звонок телефона вырвал ее из мыслей. На экране высветилось имя – Лена, подруга еще со студенческих времен. Татьяна улыбнулась. Лена всегда умела слушать, а сейчас это было как никогда нужно.
– Тань, ты жива? – голос Лены был бодрым, но с ноткой беспокойства. – Ты неделю не отвечаешь на сообщения. Переезд вас доконал?
– Не переезд, – вздохнула Татьяна, падая на диван. – Свекровь.
– Ох, – Лена присвистнула. – Рассказывай.
И Татьяна рассказала – про шторы, про борщ, про намеки Валентины Петровны, что Сергею нужно записать на себя часть квартиры. Про вчерашний спор, который оставил горький осадок. Лена слушала молча, лишь изредка вставляя «Ну и ну» или «Серьезно?».
– Знаешь, – сказала она, когда Татьяна закончила, – у меня была похожая история с мамой моего Димки. Она тоже пыталась хозяйничать в нашей квартире, пока я не поставила ультиматум. Но тут дело не только в свекрови, Тань. Похоже, у вас с Сергеем разные взгляды на этот дом.
– Вот это и пугает, – призналась Татьяна. – Я всегда думала, что мы на одной волне. А теперь… он как будто на стороне матери.
– Не на стороне, – возразила Лена. – Просто он между двух огней. Для него это не про квартиру, а про семью. А ты… ты защищаешь свое, и я тебя понимаю. Но, может, стоит поговорить с ним без эмоций? Объяснить, почему тебе так важно, чтобы этот дом был твоим.
Татьяна задумалась. Лена была права – эмоции мешали. Но как говорить спокойно, когда внутри всё кипит? Она поблагодарила подругу и пообещала перезвонить. А потом решила, что пора брать себя в руки. Если Сергей не понимает, как много значит для нее эта квартира, она объяснит. А если свекровь не отступит… что ж, придется найти способ поставить точку.
К обеду в дверь позвонили. Татьяна напряглась – неужели опять Валентина Петровна? Но на пороге стоял курьер с огромной коробкой.
– Вам посылка, – буркнул парень, вручая ей бланк для подписи.
Татьяна нахмурилась. Она ничего не заказывала. В коробке оказались те самые бархатные шторы – темно-синие, тяжелые, с золотистой оторочкой. К ним прилагалась записка: «Танечка, это для вашего уюта. С любовью, Валентина Петровна».
Татьяна почувствовала, как внутри закипает злость. Это уже не просто намек – это откровенный вызов. Свекровь не просто советовала, она действовала, будто ее слово – закон. Татьяна схватила телефон и набрала номер Сергея.
– Ты знал, что твоя мама прислала шторы? – спросила она, едва он ответил.
