– А я? – Оля почувствовала, как слёзы подступают к глазам. – Я каждый день чувствую себя чужой в своём доме! Почему ты не можешь просто сказать ей, чтобы она дала нам жить?
Вечером Оля сидела на балконе, завернувшись в плед. Москва шумела внизу – машины, прохожие, далёкий гул метро. Она любила этот город, его ритм, но сейчас всё казалось чужим. Даже квартира, которая должна была стать их с Сергеем гнёздышком, превратилась в поле боя.
Сергей вышел на балкон, сел рядом.
– Прости, – тихо сказал он. – Я опять всё испортил.
Оля посмотрела на него. В его глазах была такая тоска, что она невольно смягчилась.
– Ты не испортил. Просто… я не знаю, как нам быть. Твоя мама не остановится, пока не получит контроль. А я не хочу так жить.
– Я поговорю с ней, – пообещал Сергей. – Честно. Завтра.
Оля кивнула, но в глубине души сомневалась. Она уже слышала эти обещания.
На следующий день Тамара Григорьевна позвонила Сергею. Оля была на кухне, когда он ответил.
– Мам, да, я понимаю… Нет, мы не против твоей помощи… – его голос звучал виновато.
Оля напряглась, прислушиваясь.
– Хорошо, я поговорю с Олей… Да, я знаю, что ты для нас стараешься…
Когда он повесил трубку, Оля не выдержала.
– Она просит, чтобы мы разрешили ей иногда забирать Соню из садика. Говорит, что хочет быть полезной.
– Полезной? – Оля хмыкнула. – Или хочет ещё больше влезть в нашу жизнь?
– Оля, – Сергей посмотрел на неё умоляюще, – она правда хочет помочь. Может, дать ей шанс?
– Шанс? – Оля почувствовала, как внутри всё закипает. – Она уже переставила половину нашей квартиры, выбросила мои вещи, а теперь хочет решать, как воспитывать нашу дочь!
Сергей опустил голову.
– Я не знаю, как её остановить, не обидев.
– Тогда я сама поговорю, – решительно сказала Оля.
Она набрала номер Тамары Григорьевны. Сердце колотилось, но отступать было некуда.
– Тамара Григорьевна, – начала она, когда свекровь ответила, – нам надо встретиться и поговорить. Только вы, я и Сергей. Без обид, без недомолвок.
– О чем говорить-то? – голос свекрови был холодным. – Вы уже всё решили.
– Нет, – твёрдо сказала Оля. – Мы не решили. Но мы хотим, чтобы всё было честно. Завтра в семь вечера, в кафе у нашего дома. Придёте?
Пауза затянулась. Оля уже думала, что свекровь откажется, но та вдруг ответила:
Вечер следующего дня был напряжённым. Оля, Сергей и Тамара Григорьевна сидели за столиком в маленьком кафе. Оля выбрала нейтральную территорию, чтобы никто не чувствовал себя хозяином положения. Соню оставили с Катей, которая с радостью согласилась посидеть с малышкой.
– Ну, – Тамара Григорьевна скрестила руки, – чего вы хотели?
Оля посмотрела на Сергея, но он молчал, глядя в стол. Пришлось брать всё в свои руки.
– Тамара Григорьевна, – начала она, стараясь говорить спокойно, – мы с Сергеем очень ценим вашу заботу. Но эта квартира – наш дом. Подарок моих родителей. И мы хотим, чтобы она была нашей.
Свекровь поджала губы.
– Я и не претендую на вашу квартиру. Просто хочу помочь.
– Мы понимаем, – кивнула Оля. – Но ваша помощь… она иногда переходит границы. Вы не спрашиваете, что нам нужно. Вы решаете за нас.
– А что я должна делать? – голос Тамары Григорьевны задрожал. – Сидеть в своей однушке и ждать, пока вы меня позовёте? Я же для Сережи, для Сони стараюсь!
– Мама, – впервые за вечер подал голос Сергей, – мы благодарны. Правда. Но Оля права. Мы хотим сами строить свою жизнь. И нам нужно, чтобы ты это уважала.
Тамара Григорьевна посмотрела на сына, и её глаза заблестели.
– Ты думаешь, я не уважаю? Я всю жизнь тебя растила, всё для тебя делала! А теперь я вам мешаю?
– Не мешаете, – мягко сказала Оля. – Но нам нужно пространство. Мы хотим, чтобы вы были частью нашей жизни, но не хозяйкой нашего дома.
Свекровь молчала, глядя в сторону. Оля чувствовала, как напряжение в воздухе становится почти осязаемым.
– Хорошо, – наконец сказала Тамара Григорьевна. – Я поняла. Но и вы поймите – мне не всё равно, как вы живёте. Я хочу быть рядом.
– И мы не против, – Оля посмотрела на Сергея, и он кивнул. – Но давайте договоримся. Вы звоните, прежде чем прийти. Спрашиваете, если хотите что-то изменить. И не трогаете наши вещи.
Тамара Григорьевна кивнула, но в её взгляде было что-то неуловимое – смесь обиды и решимости.
– Договорились, – сказала она. – Я попробую.
Оля посмотрела на Сергея, и он сжал её руку под столом. Кажется, они сделали шаг вперёд. Но в глубине души Оля чувствовала: это только начало. Что-то подсказывало ей, что Тамара Григорьевна готовит новый сюрприз, который перевернёт всё с ног на голову.
Оля сидела на кухне, глядя на чашку остывшего чая. Прошёл месяц с того разговора в кафе, и Тамара Григорьевна, казалось, сдерживала слово. Она звонила перед визитами, не приносила больше скатертей с ромашками и даже пару раз похвалила Олино рагу. Но что-то всё равно было не так. Оля чувствовала это – лёгкое напряжение в воздухе, как перед грозой.
– Мам, смотри, бабуля нарисовала! – Соня вбежала на кухню, размахивая листком с яркими красками.
Оля улыбнулась, глядя на детский рисунок – домик, солнце и три фигурки, держащиеся за руки.
– Красиво, – сказала она, погладив дочку по голове. – Это мы с тобой и папой?
– И бабуля! – Соня ткнула пальцем в четвёртую фигурку, нарисованную чуть в стороне.
Оля замерла. Тамара Григорьевна теперь часто забирала Соню из садика, и девочка привязалась к бабушке. Это было хорошо, но Олю не покидало чувство, что свекровь плетёт свою паутину – медленно, но уверенно.
Вечером, когда Соня уже спала, Оля решила поговорить с Сергеем. Он сидел на диване, листая рабочие документы.
– Сереж, – начала она, садясь рядом, – ты заметил, что твоя мама стала… слишком активной?
Сергей отложил бумаги, нахмурившись.
– В смысле? Она же делает, как мы просили. Звонит, спрашивает.
– Да, – Оля кивнула, – но она теперь каждый день с Соней. И я слышала, как она ей говорит, что «мама слишком занята кофейней», а бабушка всегда рядом.
Сергей вздохнул, потирая виски.
– Оля, ты опять начинаешь? Она просто любит внучку.
– Это не просто любовь, – Оля понизила голос, чтобы не разбудить Соню. – Она пытается занять моё место. Я чувствую это.
Сергей посмотрел на неё, и в его глазах мелькнула усталость.
– Ол, давай не будем искать проблемы там, где их нет. Мама старается, ты сама видела.
Оля отвернулась, чувствуя, как внутри снова закипает обида. Почему он не видит? Почему не хочет видеть?
На следующий день Тамара Григорьевна позвонила утром.
– Олечка, – её голос был сладким, как мёд, – я тут подумала, может, я Соню на выходные к себе заберу? У меня детская кроватка есть, и площадка во дворе хорошая.
– Спасибо, Тамара Григорьевна, но мы планировали семейный выходной. В парк сходим, с Соней поиграем.
– Ой, Олечка, ну какой там парк? – свекровь хмыкнула. – У вас же вечно дела, кофейня, суета. А я с внучкой посижу, ей со мной хорошо.
