«Я приеду. Нам нужно серьёзно поговорить».
Квартира встретила её тишиной и запахом валерьянки. Костя сидел на кухне, перед ним стояла пачка денег, перевязанная банковской лентой.
— Она принесла, — сказал он вместо приветствия. — Плакала, просила передать, что не хотела ничего плохого.
Марина села напротив.
— Костя, дело не в деньгах. Дело в доверии. Ты его разрушил.
— Я знаю. Я… Я не знал, как сказать тебе. Мама убедила, что так будет лучше. Что ты слишком молодая, не умеешь распоряжаться финансами…
— Я привык верить маме. Она всегда была права. Когда отец ушёл, она одна тянула всё. Я привык, что она принимает решения.
— Но ты уже не ребёнок, Костя. Пора взрослеть.
Они долго разговаривали той ночью. О доверии, о границах, о будущем. Костя клялся, что изменится. Что больше не допустит вмешательства матери в их жизнь. Что будет самостоятельным.
Марина слушала и понимала: он искренен. Сейчас. В эту минуту. Но что будет завтра, когда мама позвонит и пожалуется на здоровье? Когда попросит помощи? Когда начнёт давить на жалость?
— Давай попробуем, — наконец сказала она. — Но я ставлю условия. Первое: полная финансовая прозрачность. Никаких тайных счетов, никаких скрытых трат. Второе: твоя мама может приходить в гости, но жить здесь больше не будет. Никогда. Третье: все решения, касающиеся нашей семьи, мы принимаем вместе. Без участия третьих лиц.
— Согласен. На всё согласен.
— И четвёртое, — Марина посмотрела ему в глаза. — Семейная терапия. Нам нужен психолог. Иначе мы не справимся.
Это было неожиданно для него, но он согласился и на это.
Прошёл месяц. Валентина Петровна пыталась звонить, но после того, как Марина пригрозила подать заявление о мошенничестве, притихла. Костя держался. С трудом, но держался. На третьей встрече с психологом он впервые сказал вслух: «Я всю жизнь боялся расстроить маму. Боялся, что она останется одна. Но я понял — это не моя ответственность. Моя ответственность — это моя семья. Марина».
Марина сидела рядом и плакала. Это были слёзы облегчения.
Свекровь появилась через три месяца. Пришла с пирогом и виноватым видом. Марина впустила её, налила чаю. Они сидели на кухне вдвоём — Костя был на работе.
— Я хотела извиниться, — начала Валентина Петровна. — Я правда не хотела вас разлучить. Просто… Просто привыкла, что Костя всегда рядом. Что я главная в его жизни. А тут появилась ты…
— Я не забрала у вас сына, — мягко сказала Марина. — Он всё равно любит вас. Просто теперь в его жизни есть и другая любовь.
Свекровь кивнула, утирая слёзы.
— Я понимаю. Умом понимаю. А сердцем… Трудно.
Они ещё долго разговаривали. О границах, об уважении, о том, как трудно отпускать детей. В конце концов Валентина Петровна сказала:
— Я буду стараться. Не обещаю, что получится сразу. Но буду стараться.
Это был первый шаг. Маленький, неуверенный, но важный.
Через год Марина узнала, что беременна. Когда она сообщила об этом Косте, он заплакал от счастья. А потом сказал:
— Спасибо, что не сдалась. Что боролась за нас.
Валентина Петровна узнала о беременности невестки последней — Марина настояла, чтобы сначала они рассказали её родителям. Свекровь приняла новость спокойно, поздравила, подарила детские пинетки, которые связала сама.
— Если нужна будет помощь, обращайтесь, — сказала она. — Но только если сами попросите. Я больше не буду навязываться.
И она сдержала слово. Приходила по приглашению, не давала непрошеных советов, не критиковала. Это было трудно для неё, Марина видела, как иногда Валентина Петровна буквально закусывала губу, чтобы не высказать своё мнение. Но она старалась.
Невестка оценила эти усилия. На день рождения свекрови она подарила ей фотоальбом, где были собраны снимки всей семьи — и старые, где Костя ещё маленький, и новые, где они все вместе.
— Это наша семья, — сказала Марина. — Вы её часть. Важная часть. Просто у каждого должно быть своё место.
Валентина Петровна прижала альбом к груди и расплакалась. А потом обняла невестку — впервые за четыре года.
Когда родилась дочка, её назвали Софьей. Свекровь стала бабушкой — любящей, но не навязчивой. Она приходила помогать, когда просили, нянчилась с внучкой, но всегда помнила о границах.
Однажды, когда Софье исполнился год, Валентина Петровна сказала Марине:
— Знаешь, я думала, ты разлучишь меня с сыном. А ты дала мне семью. Настоящую семью.
— Семья — это не про контроль и подчинение. Это про любовь и уважение. Когда мы все это поняли, мы и стали настоящей семьёй.
