Андрей нервно крутил ложечку в чашке. Кофе давно остыл, но он всё мешал и мешал, не поднимая глаз.
— Лен, я же не для себя. Ты живёшь там, как жила. Никто тебя не выгоняет.
— А если выгонишь? Если решишь продать?
— С чего бы мне… Лен, мы же родственники!
— Были родственниками. До того, как ты меня обманул.
Встала, накинула пальто. Он попытался удержать за руку — я выдернула.
— Лена, давай по-человечески решим. Я верну, если хочешь. Просто дай время…
— Время? Двадцать лет тебе мало было?
Вышла, не оглядываясь. На улице снег бил в лицо, но я не чувствовала холода. Внутри полыхало такое, что хватило бы обогреть половину Челябинска.
Кабинет Дмитрия Сергеевича располагался в старом купеческом доме в центре — высокие потолки, лепнина, скрипучий паркет. За массивным столом сидел мужчина лет пятидесяти, внимательно изучал мои документы через очки в тонкой оправе.
— Значит, говорите, подпись не ваша?
— Точно не моя. Я так букву «Е» не пишу никогда. И росчерк другой.
— Экспертиза покажет. Но это потом. Сначала давайте разберёмся с нотариусом. — Он постучал пальцем по договору. — Иванова Марина Степановна. Лицензия номер…
Набрал что-то в компьютере, нахмурился. Ещё раз проверил, покачал головой.
— Интересно. Очень интересно.
— Что интересно? — я подалась вперёд.
— Нотариус с такой лицензией в Челябинске никогда не работал. Более того — в реестре нотариусов за две тысячи девятый год такой фамилии нет вообще.
У меня перехватило дыхание. Юля, сидевшая рядом, схватила меня за руку.
— То есть это всё подделка?
— Похоже на то. Но нужно проверить. Запросим архивы нотариальной палаты, реестр печатей… Работы много, но дело выигрышное.
— Выигрышное? — я не поверила своим ушам.
— Елена Николаевна, если подпись поддельная и нотариус фиктивный, сделка признаётся недействительной. Квартира вернётся к вам. Вопрос только в сроках — суды у нас неторопливые.
— А Андрей? Что ему будет?
Дмитрий Сергеевич снял очки, протёр стёкла.
— Мошенничество в особо крупном размере. До десяти лет. Но это если вы заявление в полицию напишете. Решать вам.
Десять лет. Для Андрея — конец всему. Карьере, репутации, семье. У него же дочка, младше Юли на два года.
— Мам, — Юля сжала мою руку крепче. — Он не думал о тебе, когда это делал.
Знаю. Но всё равно тяжело. Мы же вместе росли, вместе у бабушки…
— Давайте сначала гражданский иск, — сказала я. — А там посмотрим.
Дмитрий Сергеевич кивнул, начал набирать что-то на компьютере.
— Правильное решение. Начнём с экспертизы подписи. У вас есть документы того периода с вашей подлинной подписью?
Есть. Медицинские карты с работы, заявления, больничные листы. Целая папка набралась.
Собирая доказательства
Следующие недели слились в одну бесконечную череду документов, запросов, экспертиз. Дом превратился в филиал юридической конторы — повсюду папки, распечатки, копии.
Юля взяла отпуск, приехала помогать. Вдвоём разбирали каждую бумажку, каждую квитанцию за последние двадцать лет.
— Мам, смотри! — она вытащила из старой коробки пожелтевший листок. — Это же расписка! Ты Андрею деньги давала в долг в две тысячи восьмом!
Точно. Пятьдесят тысяч — он машину покупал. Обещал вернуть через полгода, так и не вернул. Я и забыла уже.
— Может, это был не долг? Может, он так за квартиру «расплатился»?
Позвонила Дмитрию Сергеевичу — тот обрадовался находке. Ещё один козырь в нашу пользу.
Экспертиза подписи заняла две недели. Помню, как сидела в коридоре суда, ждала эксперта. Руки тряслись, когда разворачивала заключение.
«Подпись от имени Елены Николаевны Савельевой, выполненная в договоре купли-продажи от 15 марта 2009 года, не соответствует образцам подлинной подписи…»
Не соответствует. Чёрным по белому — не соответствует!
— Юля! Юленька! — я бросилась обнимать дочь прямо посреди коридора.
Но это было только начало. Нотариус оказался ещё интереснее. Дмитрий Сергеевич нашёл настоящую Иванову Марину Степановну — она работала учителем музыки в Магнитогорске, о нотариальной деятельности и не слышала.
— Как это возможно? — спросила я у юриста.
— В две тысячи девятом контроль был слабее. Поддельная печать, липовые документы — и готово. Ваш брат, видимо, рассчитывал, что никто проверять не будет.
И ведь не проверяли! Двадцать лет не проверяли!
