Она пошла к выходу из кухни, но остановилась в дверях.
— Кстати, о салфетках. Галина Михайловна, вы правы. Я действительно покупала самые дешёвые. Знаете почему? Потому что откладывала деньги. Каждый месяц откладывала на чёрный день. И знаете, этот день настал. У меня достаточно денег, чтобы снять квартиру, пожить отдельно, пока оформляются документы на немецкую недвижимость. Так что спасибо вам за урок экономии. Он очень пригодился.
С этими словами она вышла из кухни. Через несколько минут из спальни донёсся звук открывающихся шкафов и шуршание пакетов.
Галина Михайловна повернулась к сыну.
— Ну и пусть уходит! Нам такая невестка не нужна! Жадная, скрытная, неблагодарная!
Но Андрей не слушал. Он сидел за столом, обхватив голову руками. Только сейчас до него начало доходить, что он теряет. Не квартиру в Мюнхене. Не деньги. Он теряет женщину, которая любила его, несмотря ни на что. Которая три года терпела унижения ради него. Которая готовила ему завтраки, встречала по вечерам, смеялась над его шутками.
— Мам, — тихо сказал он. — Что ты наделала?
— Я? — возмутилась Галина Михайловна. — Я защищала интересы нашей семьи!
— Нет, мам. Ты разрушила мою семью. Мою, а не твою.
Он встал и пошёл в спальню. Татьяна складывала вещи в чемодан. Аккуратно, методично, словно собиралась в командировку.
— Таня, прошу тебя, давай поговорим.
— О чём, Андрей? Все слова уже сказаны.
— Я изменюсь. Клянусь. Я буду защищать тебя.
Она остановилась и посмотрела на него. В её глазах не было ни гнева, ни обиды. Только усталость и грусть.
— Знаешь, в чём самое печальное? Я верю, что ты хочешь измениться. Но ты не сможешь. Потому что для этого нужно то, чего у тебя нет — внутренний стержень. Умение отстаивать свою позицию. Готовность к конфликту ради любимого человека. А ты всю жизнь избегал конфликтов. И это не изменится.
— И я любила тебя. Но любовь — это не только чувство. Это ещё и поступки. А твои поступки говорили мне каждый день: «Ты не так важна, как спокойствие моей матери». И знаешь что? Я наконец-то услышала это послание. Громко и ясно.
Она закрыла чемодан и взяла его за ручку.
— Документы на развод пришлю через адвоката. Квартира твоя, я не претендую. Мне ничего не нужно от этой жизни.
— Прощай, Андрей. Желаю тебе счастья. Искренне желаю. Может быть, когда-нибудь ты встретишь женщину, ради которой сможешь стать сильным. Но это буду не я.
Она вышла из спальни. В коридоре её ждала Галина Михайловна.
— Думаешь, ты особенная? Думаешь, с твоими деньгами ты найдёшь счастье?
Татьяна остановилась и посмотрела на свекровь в последний раз.
— Знаете, Галина Михайловна, я не знаю, найду ли я счастье. Но я точно знаю, что избавлюсь от несчастья. А это уже немало.
Она открыла входную дверь и вышла, не оглядываясь. Дверь захлопнулась с тихим щелчком.
Галина Михайловна вернулась в кухню, где всё ещё сидел Андрей.
— Ничего, сынок. Она одумается. Вернётся. Куда ей деваться?
Андрей поднял на мать потухший взгляд.
— Мам, она больше не вернётся. Никогда.
— Потому что я видел её глаза. В них больше нет любви. Совсем.
Галина Михайловна хотела что-то возразить, но слова застряли в горле. Потому что где-то глубоко внутри она понимала — сын прав. Татьяна не вернётся. И впервые за много лет Галина Михайловна почувствовала страх. Страх остаться наедине с сыном, который только что понял, что потерял. Страх увидеть в его глазах обвинение. Страх осознать, что победа, к которой она так стремилась, оказалась самым горьким поражением в её жизни.
В квартире стояла тишина. На столе всё ещё лежала злополучная упаковка салфеток — тех самых дешёвых салфеток, с которых всё началось. Или нет, не началось. Закончилось. Окончательно и бесповоротно.
