«Вы никем не жертвуете, вы всех душите своей заботой» — тихо произнесла Света, поднимаясь с тяжелым сердцем, осознавая пределы своей терпимости

— Ну и где тебя носило? — бросила свекровь, не глядя.
— Саша с Соней ужинали без тебя. Я им подогрела. Ты что, теперь мать на полставки?
— Я взрослая женщина, — Света села напротив. — И имею право выйти из дома без отчёта.
Лидия Павловна подняла на неё глаза. В них — удивление, смешанное с опасением.
— Нет. Просто устала. И хочу, чтобы это было понятно. Я не обязана подчиняться.
Котлеты остались на доске, нож легонько стукнул по тарелке.
— Я ради вас всю жизнь положила, — тихо сказала Лидия Павловна. — А ты…
— Вы положили её сами. Никто не просил. А теперь требуете расплаты.
Света не кричала. Но в этой тишине её голос звучал громче крика.
На следующий день она пошла в агентство. Менеджер выслушал, предложил варианты, рассчитал сумму. Всё было реально. Не легко — но по силам.
Вечером, когда Саша узнал, что она собирается съезжать, он сидел долго, молча.
— Я думал, ты просто злишься, — наконец сказал он. — А ты, значит, серьёзно.
— Да, — спокойно ответила Света. — Мне нужно своё пространство. Без условий. Без ожиданий.
Он кивнул. Без злости. Только грусть в глазах — и странное уважение.
— Я, знаешь… всё думал, что мы как-нибудь… вернёмся. Как раньше. Но, наверное, ты права. Мы просто застряли.
Позже он пришёл помочь распечатать справки. Без лишних слов. Просто сел рядом и начал вводить данные. Она вдруг увидела — они могли бы быть друзьями. Если бы не всё остальное.
Через день приехала её мать.
Света не ждала. Тамара Викторовна, строгая, ухоженная, с чемоданом и судящим взглядом, с порога заявила:
— Слышала, ты всё рушишь. Решила “самостоятельной” стать?
За ужином мать неторопливо раскладывала фразы, как карты.
— Мы вон с твоим отцом как жили — и ничего. И с бабкой моей, и с его. Трудно было, да. Но семья. А у вас что? Каждый сам по себе.
Света молчала. Но внутри — буря.
Когда они остались на кухне вдвоём, Тамара Викторовна вдруг сказала:
— А у нас в роду женщины всегда жили с мужьями. Как бы тяжело ни было.
Света подняла голову.
— А я — не “в роду”. Я — я.
Это прозвучало слишком громко. Но впервые — без страха.
Поздно ночью, глядя в окно, она прошептала сама себе:
— Я не обязана терпеть. Как ты.
Утром мать уехала. Без поцелуев. Без “до свидания” Соне.
А Света, стоя на кухне, вдруг почувствовала: внутри стало чуть свободнее дышать. Как будто кто-то открыл окно.