Наше с Кириллом счастье помещалось в сорока восьми метрах. Именно такой была наша двухкомнатная квартира в панельной девятиэтажке на окраине города. Не подарок молодоженам от щедрых родителей, не ипотечная кабала, а моё наследство. Самое ценное, что оставила мне после себя бабушка. Эти стены помнили её запах — ванильный торт и сухие травы, — а теперь впитывали аромат нашей молодости, нашей любви, наших планов.
Мы сидели на кухне за вечерним чаем, и я ловила себя на мысли, что абсолютно счастлива. За окном моросил осенний дождь, а у нас внутри было сухо, тепло и по-домашнему уютно. Кирилл рассказывал что-то смешное про своего коллегу, а я смеялась, глядя на его живые карие глаза. Он был моей противоположностью — порывистый, эмоциональный, иногда ветреный, но именно это и притягивало меня, всегда немного занудную и привыкшую всё планировать.
— Настюш, слушай, кстати, — он потянулся за печеньем, и его тон изменился, стал чуть более легкомысленным, что всегда означало какую-то просьбу. — Мама звонила.
— Передавай привет, — улыбнулась я. Отношения со свекровью, Галиной Ивановной, у меня были ровными, без особой теплоты, но и без конфликтов. Она жила в старом районе, в такой же «хрущёвке», и мы виделись раз в месяц за обязательным воскресным обедом.
— Так в том-то и дело. У неё там, в общем, небольшой потоп случился. Соседи сверху забыли воду закрыть, пока в отпуск уезжали. Теперь у мамы в зале люстра с потолка свисает, обои мокрые. Ремонт делать надо, капитальный.
— Боже мой! — я искренне испугалась. — Галина Ивановна в порядке? Она не пострадала?
— Да нет, всё нормально, успела из-под потока ускакать, — он махнул рукой, но я заметила, как избегает моего взгляда. — Но жить там сейчас невозможно. Влажно, холодно, плесень может пойти. Я сказал, что она может к нам переехать. Ненадолго. Недельку, максимум две. Пока самое страшное не устранят.
В воздухе повисла пауза. Моё идеальное вечернее спокойствие дало трещину. Мы с Кириллом почти никогда не оставались вдвоём в первые годы отношений, вечно кто-то гостил: его друзья, мои подруги. И вот только полгода назад мы наконец зажили своей парой, своей семьёй. Мне безумно нравилось это ощущение — только мы двое в нашем общем пространстве.
— Кирилл… Неделю? — осторожно начала я. — Ты же знаешь, у нас всего две комнаты. И мы оба работаем из дома иногда. Будет тесно.
— Настень, ну это же мама! — его голос стал упрашивающим, тем самым, против которого я не могла устоять. Он подвинул свой стул ко мне и обнял. — Она одна. Папа нас давно бросил. Я не могу оставить её в такой ситуации. Она же не чужая мне женщина, правда?
Он посмотрел на меня своими преданными глазами пса, и моё сопротивление начало таять. Он был прав. Это же форс-мажор, чрезвычайная ситуация. Как я могу быть такой эгоисткой?
— Конечно, не чужая, — вздохнула я. — Ладно. Пусть приезжает. Но только на неделю, да? А то ты знаешь, как я…
— Знаю, знаю! — он радостно меня перебил и звонко чмокнул в щёку. — Ты моя умница! Я ей сразу позвоню! Она так обрадуется!
Он уже схватился за телефон, а у меня на душе было странно тревожно. Я загнала эту тревогу подальше, списав её на свою врожденную интровертность и нелюбовь к переменам.
Галина Ивановна появилась на пороге нашей квартиры через три дня. Не с маленькой дорожной сумкой, как я ожидала, а с огромным, видавшим виды чемоданом на колёсиках и двумя объемистыми авоськами.
— Внучок! Родной мой! — она первым делом обняла Кирилла, будто не видела его несколько лет, а не пару недель. Потом её взгляд упал на меня. — Настенька, золотце! Простите старуху за беспокойство. Вы мои спасители!
Она пахла резкими духами и влажной шерстью. Её приезд сразу же изменил атмосферу в доме. Тишина сменилась громкими восклицаниями, а размеренность — суетой.
— Ой, какая у вас уютная клетушка! — восхищенно сказала она, проходя в гостиную. Её взгляд скользнул по стенам, мебели, как бы оценивая стоимость и пригодность. — Прямо гнёздышко. А можно мне мой чемоданчик в эту комнату пристроить? — она указала на нашу спальню.
— Нет, мам, — весело ответил Кирилл, подхватывая чемодан. — Мы тебя в гостиной на диване разместим. У нас тут раскладушка отличная.
— Ах, да, конечно, в гостиной, — её улыбка на мгновение потухла, но тут же вспыхнула с новой силой. — Я вам, детки, не помешаю? Вы уж скажите, если я что-то не так сделаю. Я тихая, как мышка.
Она развязала авоськи, и на наш журнальный столик посыпались баночки с соленьями, свёртки с пирожками и целый пласт домашней колбасы.
— Это вам, мои хорошие, от моей подруги Людочки, с мясокомбината. Вы же мясо почти не покупаете, экономьте, экономьте, — она многозначительно посмотрела на меня, и я почувствовала укол неловкости.
Вечером, лёжа в кровати, я прислушивалась к доносящимся из зала звукам. Галина Ивановка громко сопела, ворочалась, и скрип дивана отдавался в моих висках.
— Кирилл, — прошептала я. — Ты уверен, что это всего на неделю?
— Абсолютно, — он уже почти спал, обняв меня. — Как только просушат её потолок, она сразу же уедет. Потерпи, солнышко. Она же мама.
Я повернулась к стене, глядя в темноту широко открытыми глазами. Где-то в подсознании уже зашевелился крошечный, но настойчивый червячок сомнения. Семь дней, я мысленно повторила про себя, как мантру. Всего семь дней.
Но что-то подсказывало мне, что этот недельный визит может оказаться той самой миной, что способна взорвать моё маленькое, уютное счастье на этих сорока восьми метрах.
Неделя, о которой мы договорились, подошла к концу. Галина Ивановна не собиралась уезжать. Более того, она, казалось, и не помнила об этом сроке. Её чемодан, вместо того чтобы стоять наготове у двери, расползся, заполнив собой пространство вокруг дивана. На спинке обосновалась её кофта, на моём любимом кресле — вязание, а на полках в ванной теснились баночки с мазями и шампуни, пахнущие сильно и настойчиво, как аптека.
Тихой мышкой, как она себя обещала, она не была. Её присутствие ощущалось во всем, с утра до вечера. Она вставала раньше нас и непременно включала на полную громкость телевизор в зале, где новости дикторов смешивались с её громкими комментариями.
— Ой, смотри-ка, опять цены подняли! Кирилл, а ты свою Настю не балуешь ли? Экономить надо!
Я замирала на кухне с чашкой кофе, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Кирилл обычно отмахивался, уткнувшись в телефон.
— Мам, не начинай. У нас всё нормально.
Но она не слышала. Она уже переключалась на следующую тему, и её голос доносился до меня гулким эхом:
— И что это за занавески такие светлые? Практически белые! Совсем не практичный цвет. Я вам свои старые, тёмные, принесу, не пропылятся же добром.
Моё пространство медленно, но верно переставало быть моим. Я открыла шкаф в поисках своей любимой кружки и не нашла её. После пяти минут поисков я обнаружила её на самой дальней полке, заставленной банками с соленьями. Мою дорогую кофейную пару, подарок от мамы, Галина Ивановна отодвинула со словами «чтобы не разбить», зато на самом видном месте красовалась её потрёпанная эмалированная кружка с отбитой ручкой.
Однажды вечером я решила приготовить ужин — рыбный суп по бабушкиному рецепту. Я достала кастрюлю, разложила продукты. Галина Ивановна зашла на кухню, будто случайно.
— О, супчик? — поинтересовалась она, заглядывая через мое плечо. — А картошечку мелко так режешь? Надо крупнее, детка, чтобы наесться можно было. И лучку маловато. Давай-ка я.
Она буквально выхватила у меня из рук нож и принялась с грохотом рубить лук и картошку так, как считала нужным. Я стояла в стороне, чувствуя себя гостьей на собственной кухне. Мой рецепт перестал быть моим.
Но самой болезненной стала история с вазой. Небольшой хрустальной вазой в форме лебедя. Её купила ещё моя прабабушка, и она была единственной вещью, которая пережила все переезды и войны в нашей семье. Для меня это был не просто хрусталь, это была память. Я бережно хранила её в серванте, доставая только по самым большим праздникам.
В один из дней я вернулась с работы раньше обычного. В прихожей пахло лукницей и чем-то кислым. Я прошла в зал и замерла. Галина Ивановна, напевая себе под нос, вытирала пыль с серванта. А на столе, рядом с тряпкой, лежала ваза. Моя ваза. И в ней красовался пучок жёлтых искусственных цветов, купленных, видимо, в ближайшем переходе. (продолжение в статье)
— Я не дам вам ни копейки! — эти слова вырвались у меня прежде, чем я успела подумать о последствиях.
Галина Петровна, моя свекровь, застыла посреди нашей кухни с чашкой чая в руках. Её лицо, обычно приветливое и доброжелательное, исказилось от удивления, а затем — от гнева.
За её спиной стоял мой муж Дима, и выражение его лица говорило мне всё, что нужно было знать. Он знал. Знал, зачем его мать пришла к нам в гости в восемь утра субботы. И молчал.
— То есть как это — не дашь? — Галина Петровна медленно поставила чашку на стол. — Таня, милая, ты, наверное, не поняла. Мне нужны деньги на операцию.
Операция. Конечно же, операция. В прошлый раз были срочные лекарства. До этого — ремонт крыши, которая якобы протекала. А ещё раньше — долги покойного свёкра, о которых она «внезапно» узнала через три года после его смерти.
— Галина Петровна, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, — в прошлом месяце вы ездили в Турцию. На две недели. В пятизвёздочный отель. Откуда у вас были деньги на эту поездку, если вам нужна операция?
Свекровь выпрямилась, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на испуг, но тут же сменилось праведным гневом.
— Это была путёвка от профсоюза! Почти бесплатная! И вообще, я имею право на отдых в мои годы!
Мне хотелось рассмеяться. Профсоюз пенсионеров, который организует поездки в Турцию? Да ещё почти бесплатные? Но я промолчала, только покачала головой.
— Дим, — Галина Петровна повернулась к сыну, — скажи своей жене, чтобы она перестала меня допрашивать! Я твоя мать, в конце концов!
Дима неловко переминался с ноги на ногу. Я знала этот взгляд — он появлялся каждый раз, когда нужно было выбирать между мной и его матерью. И выбор, как правило, был не в мою пользу.
— Тань, — начал он осторожно, — может, мы всё-таки поможем маме? Это же операция...
— Какая операция? — я повернулась к нему. — На что именно? И в какой больнице? Может, покажете направление от врача?
Галина Петровна всплеснула руками.
— Да как ты смеешь! Требовать от меня какие-то бумажки! Я что, должна перед тобой отчитываться?
— Если хотите получить от нас триста тысяч рублей — да, должны.
Триста тысяч. Именно столько она попросила, когда только переступила порог нашей квартиры. Триста тысяч — это половина нашей подушки безопасности, которую мы копили три года.
— Димочка, — Галина Петровна подошла к сыну и взяла его за руку, — ты же не дашь своей матери умереть? Операция нужна срочно, врачи сказали, что медлить нельзя.
Я видела, как Дима дрогнул. Его мать всегда знала, на какие кнопки нажимать. Смерть, болезнь, «ты же меня любишь» — классический набор манипулятора.
— Если операция такая срочная, — вмешалась я, — почему вы не обратились в государственную больницу? У вас же есть полис ОМС.
— Там очередь! — выпалила Галина Петровна. — Три месяца ждать!
— Но вы же сказали, что медлить нельзя, — я прищурилась. — Так срочно или можно подождать три месяца?
Свекровь на секунду растерялась, но быстро взяла себя в руки.
— В частной клинике сделают быстрее и качественнее! Ты что, хочешь, чтобы я умерла в очереди?
— Мам, не говори так, — Дима наконец подал голос. — Никто не хочет, чтобы ты... Мы что-нибудь придумаем.
— Нет, не придумаем, — отрезала я. — Дима, мы уже «придумывали» в прошлом году, когда твоей маме срочно понадобились деньги на лечение зубов. Двести тысяч, между прочим. А через месяц я случайно увидела её в ювелирном магазине, где она покупала золотые серьги.
— Это был подарок от подруги! — возмутилась Галина Петровна.
— С чеком на ваше имя? — я скрестила руки на груди. — Я работаю в том торговом центре, Галина Петровна. (продолжение в статье)
Ася медленно повернула ключ в замке и осторожно вошла в квартиру. Как ни старалась закрыть дверь тихо, замок всё же щёлкнул. Не зажигая света, она разделась, на цыпочках прокралась к двери в свою комнату… Щелчок выключателя за спиной прозвучал в тишине квартиры как выстрел.
— Ася, где ты была? Почему так поздно? Я звонила Даше. Ты меня обманула, – послышался голос мамы.
Девушка замерла на месте, шумно вдохнула и развернулась к матери.
— А ты чего не спишь? – в свою очередь спросила она.
— Как я могу уснуть, когда тебя нет дома? Я волновалась. — Мама с тревогой глядела на дочь.
— Я уже взрослая, мама, хватит караулить меня, — недовольно сказала Ася.
— Да-да, взрослая… — Мама махнула рукой и ушла в комнату, но дверь не закрыла.
Ася помедлила и пошла за ней. Села рядом на диван.
— Мам, прости. Я совсем забыла про время.
Мама выглядела усталой и бледной. Яркий свет люстры подчеркнул морщины и круги под глазами, в которых застыл упрёк.
— Я не одна была. С Артёмом. Мы ходили в кино, а потом гуляли. Не волнуйся за меня.
— С Артёмом?
— Да. Я познакомилась с ним две недели назад. Он такой… интересный, столько всего знает. – На губах Аси заиграла улыбка, взгляд затуманился. Ася теснее прижалась к матери, положила голову ей на плечо.
— Значит, и в прошлый раз ты была с ним, а не у Даши?
— Прости.
— Я всё понимаю, но почему сразу не сказала, не предупредила? Он тоже поступил в институт? Вы будете вместе учиться?
— Он уже окончил институт, работает, – торопливо ответила Ася.
— Так он старше тебя? Ох, дочка… — вздохнула мама, а Ася приподняла голову, готовая к защите, но мама её опередила. — Ты познакомишь меня с ним?
— Конечно. Он тебе понравится.
— Я и не заметила, как ты выросла. — Мама грустно посмотрела на дочь. – Поздно уже, иди спать.
— Спокойной ночи, мамочка. — Ася чмокнула маму в щеку и ушла в свою комнату.
Ася разделась, залезла под одеяло и уставилась в потолок, вспоминая каждое слово, каждый поцелуй и мечтая…
Когда она проснулась, мама уже ушла на работу. Аська умылась, съела оставленный мамой завтрак и взяла в руки телефон.
— Привет, ты уже на работе? – спросила она весело.
— Да, — довольно резко ответил Артём.
— Я помешала? – насторожилась Ася, услышав его чужой отстранённый голос.
— Да. Я перезвоню вам позже. – Он отключился.
— Вам? – ничего не понимая, Ася тупо смотрела на экран, пока он не погас.
«Рядом, наверное, кто-то есть», — догадалась она и стала ждать, когда Артём перезвонит. Попыталась читать, но смысл прочитанного не доходил до неё. Ася отложила книгу. По телевизору ничего нет. Она позвонила своей лучшей подруге Даше и предложила погулять.
Подруги ели мороженое, Ася хвасталась, что влюбилась, когда позвонил Артём.
— Прости, Аистёнок, просто ты позвонила не в самое удачное время. Я был сильно занят. (продолжение в статье)
