Как долго можно терпеть обман и предательство?
369
Кто знал, что одна встреча изменит всё?
7.9к.
Смелое решение стало началом новой жизни.
6.6к.
Когда границы семейного счастья нарушены, нависает
806
Как обычно, жизнь шокировала откровениями, которые
17.7к.
Что только не сделаешь, чтобы избавиться от маминого контроля!
1.5к.
Семейные тайны могут привести к неожиданным последствиям.
8к.
Куда взглянула ты, когда выбирала путь?
5.9к.
Лиза прислонилась плечом к двери подъезда — пахло железом, подвалом и пылью. Почтовый ящик с облупленной эмалью заедал, приходилось тянуть резко. Она собиралась на смену в аптеку, уже торопилась, но тут заметила тонкий белый конверт, аккуратно подогнутый, без марок. Только надпись: «Елизавете Игоревне».
Она замерла, как от толчка. Потом прикусила губу, оглянулась на лестницу — пусто — и открыла.
Письмо было коротким, будто написано дрожащей рукой на весу:
«Приезжай. Немедленно. Это важно. Я должен тебя увидеть. Ты должна знать. Игорь».
— Кто Игорь? — пробормотала Лиза вслух.
Медленно поднялась на этаж, открыла дверь ключом и, не снимая куртки, вошла на кухню. Брат Данила сидел за столом, резал хлеб. Мать мыла посуду, повернувшись спиной.
— Ма, тут... письмо. — Лиза вытянула конверт. — На моё имя. От Игоря.
Мать замерла. Потом медленно обернулась, вытерла руки о фартук и подошла.
Она выхватила лист, пробежала глазами. Через секунду бумага оказалась в её ладонях — порвана, смята, как будто этого куска жизни не было.
— Забудь. Его давно нет. Он нам всю жизнь сломал. Я не позволю снова впустить их в наш дом.
Вода капала из крана, Данила перестал жевать. Лиза стояла, не двигаясь, чувствуя, как всё внутри стало ледяным. Хотелось закричать, но вышло только:
— Ты его знала? Ты же всегда говорила — «ушёл». А тут...
— Всё, Лиза. Не начинай. — Мать отвернулась, будто вопроса не было.
После этого разговоры в доме стали короче. На кухне — тишина, как в библиотеке. Данила молча смотрел сериалы, мать уходила спать рано. Лиза писала курсовую до ночи, но стоило закрыть ноутбук — строчки всплывали сами: «Приезжай. Срочно. Это важно...»
Письмо сжигали, а оно не сгорало.
Прошло три месяца. На улице уже пахло тополиными почками. Лиза вернулась с работы — ноги гудели, сумка давила на плечо. В ящике снова лежал конверт. Теперь — на плотной бумаге, с аккуратным подчерком: «Елизавете Игоревне».
На кухне Данила ел пельмени. Мать листала платёжки, не поднимая головы.
— Мне снова письмо. От женщины. Раиса Николаевна.
Мать посмотрела. Медленно, как перед бурей, сказала:
«Елизавета, моего сына больше нет. Я одна. Пишу не с упрёком. Просто — мне нужно тебя увидеть. Это важно. Не откладывай».
Мать села. Побелевшие пальцы сжали край стола.
— Ты не понимаешь. Она страшная женщина. Её сын был сломлен — она всегда всё держала в кулаке. А теперь решила сыграть на жалости?
Лиза вздохнула. Устала от недомолвок. От резкости, которая покрывает боль.
— Ты же говорила, что его давно нет. Зачем ты обманывала? Я должна поехать. Хочу с ней поговорить.
— Зачем ты мне это всё рассказывала? Почему не сказала правду сразу?
— Мам, я уже всё решила. (продолжение в статье)
— Подожди, Коля, — возмутился Пётр, — за мешок картошки будь добр рассчитаться, я в неё столько сил и труда вложил! Тебе, как родственнику, скидку сделаю, не волнуйся! Пять вёдер отборного картофеля ты нигде за такую цену не купишь!
Ещё в детстве мама маленькому Коле говорила, что нельзя быть таким добрым:
— Вот ты, сынок, дал Витьке Макарову списать, учительница это заметила, и вы оба получили двойки. А ты, между прочим, работу на отлично сделал, пятёрку бы получил, если бы не твой сосед по парте.
Запомни, сынок: нельзя людям помогать на регулярной основе! Никто тебе за это спасибо никогда не скажет, помощь твою станут воспринимать как обязанность.
Коля слова мамы запомнил, но к 40 годам так и не научился отказывать просящим.
Хорошо, что с женой мужчине повезло – Тамара, женщина суровая, быстро отучила ближайших родственников обращаться к Николаю с просьбами:
— Если ты, Коля, сам отказать не можешь, отправляй всех просящих ко мне. Я ни с кем возиться не буду, скажу, как есть: либо – за деньги, либо – никак!
Уж лучше, Коля, среди родственников прослыть жадным человеком, чем бесхребетным!
До недавнего времени Николай жил спокойно. К нему родственники давно уже обращались, прекрасно знали, что обязательно вмешается Тамара и Николаю бесплатно на кого-то батрачить не позволит.
Ситуация изменилась, когда единственная дочь супругов вышла замуж. Со сватами Николай и Тамара как-то быстро нашли общий яз.ык, родители зятя, Вадима, при знакомстве показались людьми простыми, без заморочек.
Пока молодожёны на лодке любви бились о скалы быта, родительницы с обеих сторон оставались на подхвате — и Тамара, и мама Вадима, Антонина всячески старались облегчить жизнь своим детям, лезли с советами даже тогда, когда их об этом не просили.
Первой взбрыкнула Валентина – дочь Николая и Тамары:
— Мам, вам что, делать нечего? Чего вы со свекровью постоянно к нам с Вадимом со своими нравоучениями лезете?
И ты, и Антонина Сергеевна, как с цепи сорвались. Мы и без вас справимся, мам! Ты меня, конечно, извини, но мы с Вадиком хотим жить самостоятельно. (продолжение в статье)
Я замерла на пороге кухни. Алексей сидел за столом, разложив передо собой мои документы — свидетельство о собственности, технический паспорт, страховку. Свет настольной лампы падал на его лицо, делая черты резче, чем обычно. Пальцы медленно перелистывали страницы, словно он изучал что-то очень важное.
— Лёш? — осторожно позвала я, ставя сумку на подоконник. — Что ты делаешь?
Он поднял глаза, и я увидела в них что-то новое. Не злость, не раздражение — скорее растерянность, смешанную с каким-то недовольством.
— Искал страховку на машину, — ответил он, не убирая руки с документов. — А тут... вся твоя недвижимость.
Я подошла ближе, почувствовав, как что-то сжимается в груди. Мои документы лежали аккуратными стопками — квартира, дача, которую оставила мама, даже бумаги на гараж.
— И что? — спросила я, стараясь говорить спокойно.
Алексей откинулся на спинку стула, не отрывая взгляда от бумаг.
— Не понимаю, зачем тебе столько прав, если ты жена, — сказал он медленно, будто пробуя слова на вкус.
Эти слова ударили меня, как холодная вода. Я стояла, глядя на мужа, с которым прожила три года, и не узнавала его. В его голосе звучало что-то похожее на обиду, но странную — как будто я его в чем-то обманывала все это время.
— Жена? — переспросила я, присаживаясь на край стула. — А что это значит в твоем понимании?
— Ну... — он пожал плечами, собирая документы в стопку. — Семья же. Общее хозяйство. А тут все на тебе висит.
Я смотрела на его руки, на то, как он складывает мои бумаги, и чувствовала, как внутри растет что-то тревожное. Не страх — пока не страх. Просто недоумение от того, что самый близкий человек вдруг заговорил языком, которого я не понимала.
— Лёш, это же мое. Квартиру я купила до нашего знакомства, дачу мама оставила...
— Знаю, — перебил он. — Но мы же семья теперь. Разве не так?
В его словах была логика, но какая-то кривая, неправильная. Я чувствовала себя так, словно стою на краю пропасти, которую раньше не замечала.
Разговор за чашкой кофе
Света наливала кофе из турки, и аромат заполнял уютное кафе в центре Казани. Я смотрела в окно на Кремлевскую набережную, где гуляли туристы, и пыталась найти слова. (продолжение в статье)
