– Знаешь, похоже ты мне вот прямо сейчас глаза открыла на моего мужа, – ошеломленно ответила Ира, – мы два года концы с концами еле сводим.
Господи, да я полы мою после работы, чтоб хоть что-то было на форму ребенку. А тут сотни тысяч. Ты уверена, что он их получал?
– Да конечно, он так радовался, когда деньги перечислили, звонил кому-то.
– Сеня, ну что же делать с деньгами? Скоро учебный год начнется, а нам не на что даже форму купить дочке! – спросила Ирина мужа. – неужели у тебя настолько плохо с работой? Когда они уже начнут платить вовремя? Там же гигантский долг накопился.
– Я не знаю, Ира, – сердито ответил Арсений, – ну придумай что-то! У родителей своих займи, на вторую работу устройся. Мне свою менять не с руки. Специальность редкая. Да и может, еще наладится.
– Сеня, сколько это будет продолжаться? Я второй год семью одна тяну, – повысила голос Ирина, но ответа от мужа так и не дождалась.
Они были женаты 10 лет, и последние два года она действительно чувствовала себя главой семейства. Муж работал в научном институте, много лет исправно получал гранты и неплохие премии.
Но в последние пару лет ему зарплату то урезали, то задерживали, то вовсе не платили. В общем, денег от него Ирина не видела. А ее зарплаты учительницы хватало ровно на то, чтобы не протянуть ноги и кое-как одеть и обуть дочку Алиночку.
Хорошо хоть за вторым ребенком, как настаивал муж, она не пошла. А то сидела бы сейчас в декрете без денег.
Ее родители тоже были не слишком довольны таким положением дел. Отец и вовсе не раз предлагал:
– Брось его, Ира, переезжайте к нам с Алиной. В тесноте, да не в обиде. От мужа твоего мало толку. А мы хоть прокормим вас, да и ты не будешь так колотиться.
– Пап, ну у вас с мамой тоже бывали непростые времена. Остались же вместе, никто никого не бросил, – отнекивалась Ирина, – перестань… Ты просто не любишь Сеню.
– А чего мне его любить? – возмущался Аристарх Иванович, – муж твой ни по дому не помогает, ни денег не зарабатывает.
Думаешь, приятно смотреть, как ты Алинке на форму каждый год кроишь, у нас спросить стесняешься. (продолжение в статье)
К нам в гости свекровь если и приходила, то только с инспекцией: достаточно ли в холодильнике продуктов и в шкафу чистой и выглаженной Витиной одежды.
На своего внука лишь раз взглянула и протянула: «Не в нашу породу пошел…»
С ребенком она принципиально не помогала: «Сама решила рожать, сама и нянчи».
– Ты же так Витю любила. Не верится даже, что развелась! Неужто мама его постаралась? Помню, как она своего сыночка берегла…
– Знаешь, Юля, а любви мне в моей жизни хватило! Ушел Витя от меня, конечно, забавно…
Юля и Яна были знакомы очень давно, но жизнь раскидала их по разным городам, и последние несколько лет они почти не общались, ограничиваясь дежурными поздравлениями друг друга с праздниками.
И вот неожиданно Яна позвонила своей подруге:
«Привет! Года три уже не виделись, а тут выпал шанс! Я в командировку приехала, а поезд только поздним вечером. Может, посидим в кафе и пообщаемся часиков после шести?»
Юля с готовностью согласилась.
И вот в назначенный час две подруги обсуждали накопившиеся за годы разлуки новости.
Юля знала, что Яна развелась два года назад, но о причинах могла только догадываться.
Янин первый муж Виктор был классическим красавцем. Высокий зеленоглазый блондин с обворожительной улыбкой, казалось, раз и навсегда пленил сердце Яны.
Она долго вздыхала по нему, флиртовала и провоцировала, но получала лишь крохи внимания.
Однажды, оказавшись в общей компании с Виктором, Яна, улучив момент, набралась смелости и пригласила его на свидание.
Во время этого разговора ее сердце трепетало где-то в горле от страха отказа. К огромной радости Яны, Виктор согласился.
Молодые люди посидели в кафе, затем сходили потанцевать. Яна с юности занималась танцами, поэтому смогла показать себя с лучшей стороны и видела, как в глазах Виктора загорелся интерес. (продолжение в статье)
Тарелка, мамина любимая, сейчас валялась на полу, расколотая на три неравные куска. Полина стояла посреди кухни, вытирая руки о фартук, который уже и так был заляпан всем, чем можно. Сзади кто-то всхлипнул, но она не обернулась.
— А ты думала, мы сюда зачем ехали? — раздался знакомый голос, с этой вечно раздражённой интонацией.
Полина повернулась, медленно, как будто кто-то тянул за ниточку. Тётя Галя стояла в проёме, сжимая в руках ту самую хрустальную вазу, которую мама берегла «на случай». Тот самый случай так и не наступил — ни при жизни, ни теперь.
— А зачем же вы приехали? Неужели цветы на могилу положить? Или посмотреть, как я тут одна копаюсь, как проклятая? Мамы неделю как нет, а вы уже, как коршуны, кружите.
— Полин, ну что ты… — протянула Лариса, Полинина старшая сестра. — Это же не мы придумали, что всё надо делить. Закон есть закон. Ты тоже часть семьи, тебе положено, но и нам тоже.
— Семьи? — усмехнулась Полина. — Какой, к чёрту, семьи? Где вы были, когда она болела? Когда не узнавала меня по утрам? Когда я ночами сидела у её кровати и слушала, как она зовёт отца, которого двадцать лет как нет?
Тишина повисла плотной ватой. Даже Галя поставила вазу обратно на тумбочку, хотя её взгляд был по-прежнему тяжёлый и колючий.
— Мама вам чужая была. Но квартира — родная, да? Квадратные метры, дача, гараж — это вам родня. А она — так, обременение.
Лариса опустила глаза. Её новая сумка блестела под лампой. Полина знала: такая стоит как месячная пенсия мамы.
— Не кипятись. Мы все переживаем, просто ты… ты тут была. А мы — не могли.
— Не могли, ага. Работы у вас, значит, были. Семьи. Всё по важности выше, чем умирающая мать. Зато теперь у всех нашлось время явиться — за документами, за оценщиками, за нотариусом. И кто вас звал, спрашивается?
— Мы имеем право… — начала Галя, но Полина перебила:
— Да пошли вы со своим правом. Вы мне не родня. Все вы — не родня. Родня — это кто руку держит, когда человек уходит. Кто моет, когда он под себя ходит. Кто потом белье стирает от этого запаха, который уже ничем не выветришь.
Никто не ответил. Они стояли, трое: Лариса, Галя и её муж Игорь, который всё время молчал и смотрел куда-то в пол, будто его и не касалось.
Полина шагнула к двери и распахнула её настежь.
— Полина… — Лариса сделала шаг, но та уже стояла, упершись руками в косяк. В глазах — ничего, пусто.
— Или я вас сейчас выставлю с полицией. И чтоб ноги вашей тут больше не было.
И она стояла так, пока те, не глядя друг на друга, не вышли. Только Галя обернулась на пороге, и, кажется, хотела что-то сказать. Но передумала.
Когда дверь захлопнулась, Полина ещё минуту стояла неподвижно. Потом медленно сняла фартук, бросила на стул и села сама. Руки дрожали.
Мама умерла шесть дней назад. Её похоронили просто: без помпезности, без этих долгих речей. Никто из "родных" не предложил помощи — только цветы, да те наспех купленные. Полина всё делала сама: гроб, батюшка, кладбище, поминки — всё на ней.
С тех пор дом словно омертвел. Холод просачивался даже в солнечные окна. Полина мыла посуду — и слышала, как за ней кто-то дышит. Поворачивалась — никого. Клала ложки в ящик — и понимала, что не туда: мама бы положила в другой. Сны снились странные: будто мама зовёт из ванной, как раньше. Только теперь — не голос, а шорох, словно вода капает.
Полина встала, пошла к раковине. Там всё ещё лежала тряпка, которой она вытирала лицо маме в последние дни. Она была сухая, но запах — этот кислый, как старое молоко, запах страха и конца — остался. (продолжение в статье)