«Я чувствую себя чужой в собственной квартире» — прошептала Женя, пытаясь обратить внимание Артёма на её тоску и одиночество

Скажи, может ли сердце снова забиться в такт, когда всё вокруг наполняется холодом?
Истории

— Нет. Я просто хочу тишины. Немного воздуха.

Вечером Женя вышла на балкон, кутаясь в отцовскую толстовку. Было неожиданно спокойно. Ни тишина, ни одиночество её больше не пугали.

Артём не звонил. И это было самым громким из всего, что могло произойти.

Утром Женя проснулась от стука в окно. На улице было пасмурно. Она лежала на старом диване в родительской комнате, в тишине, которую не прерывали шаги по ламинату, не звучал голос свекрови, не звякала посуда. Было странно спокойно.

Мать постучала в дверь:

Женя села. Не удивилась. Просто встала, поправила волосы и вышла на кухню. Отец наливал чай, мать резала пирог.

Артём сидел за столом, с прямой спиной, руки на коленях.

— Привет, — сказал он.

Он поднял на неё глаза, не обвиняющие — уставшие.

— Я… хотел поговорить. Извиниться. Наверное, поздно. Но я понял, как сильно я всё запустил.

Отец пододвинул ему чашку:

— Чай с лимоном. Попейте вместе.

Женя села напротив. Мать не вмешивалась, но осталась в комнате. Казалось, она просто присутствует — не как судья, а как напоминание, что кто-то за Женю есть.

— Я снял маме квартиру, — сказал Артём. — Рядом с младшей сестрой. Там светло, лифт, аптека внизу. Я сам возил коробки. Сказал, что решение моё, и обсуждать не хочу.

— Я не хочу тебя терять. Если ты дашь мне шанс, я хочу всё начать сначала. Без посторонних. Только ты и я. Как семья.

Она посмотрела на него долго, не отводя взгляда. Потом кивнула.

— Хорошо. Но если хоть раз я почувствую, что всё возвращается — я уйду. Без разговоров.

Он поехал за её вещами, она осталась ещё на день. Мать гладила её рубашки, отец чинил молнию на чемодане. В доме было как в детстве — тихо, просто, безопасно.

Когда Женя вернулась в квартиру, её встретила тишина. Чистый коридор, в гостиной — только их фотографии. На стене — их календарь, а не список аптек и режимов. В кухне — знакомые баночки, любимая чашка, её книги на полке.

Женя осторожно сняла со стены чужую рамку. Протёрла пыль. Поставила вместо неё снимок с моря — она и Артём, в первый год брака, улыбаются, мокрые после волны.

Вечером они пили чай. Он молчал, смотрел в окно. Она спросила:

— Я тоже устал. Спасибо, что не промолчала.

Женя впервые за долгое время улыбнулась свободно. Спокойно. Почти тихо. И чай остыл, но никто не заметил.

Мать Артёма не звонила. Лишь однажды, коротко, без деталей. Женя всё равно чувствовала странное напряжение. На третий день она сказала:

— Может, съездим к ней? Навестим.

Артём покачал головой:

— Она уже уехала в свою квартиру. Сказала, что нужно привыкать там жить. Не скитаться же по съёмному, когда есть своё.

Женя кивнула. Пришло какое-то странное осознание. Словно что-то не состыковывалось. В этом решении слышалась тень манипуляции, но Женя сразу отбросила это. Главное — сейчас всё наладилось.

Источник

Продолжение статьи

Мини