Маша Громова была девушкой системной. У нее был органайзер, цветные стикеры и четкое представление, сколько времени нужно на мытье головы, сборы и дорогу. Она верила в расписания и плоские туфли.
Но именно в день свадьбы подруги — Ани, которая, по общему мнению, выходила замуж исключительно из-за скидки на семейный тариф — все пошло наперекосяк.
Во-первых, отключили воду.
— Нормально, — сказала Маша себе, стоя с головой, наполовину в умывальнике, — это только укрепит иммунитет.
Во-вторых, такси отменилось за минуту до подачи.
— Да и плевать, пешком бодрее, — пробормотала она, натягивая балетки.
А в-третьих… Ну, тут мы подходим к самому интересному.
На пути в ЗАГС Маша по привычке проверила адрес в телефоне. Проблема была в том, что она открыла сообщение… трехнедельной давности. Аня скидывала туда пример приглашения, а не финальный адрес.
Но Маша этого, конечно, не заметила. Потому что солнце пекло, как в аду, маршрут казался вечностью, а все вокруг походило на сумбурную картину из фильма: фонтаны с кричащими детьми, пробки, светофоры, какие-то дядьки в костюмах.
Она ворвалась в мраморное здание ЗАГСа как метеор.
— Громова! — крикнула она администраторше, — на свадьбу!
— Уже зовут! — та кивнула, — Кабинет три, налево, за пионами.
— Там поймете. Бегите!
Маша не понимала, зачем на свадьбу пионы, когда Анька попросила розы, но решила не спорить. Она ворвалась в кабинет, где уже звучала тихая музыка и пахло духами и страхом.
— Где Аня? — спросила она у женщины с планшетом.
— Вставай к жениху. Сейчас все начнется.
Маша моргнула. Потом еще раз. Жених — высокий парень с глазами, полными ночной ненависти ко всему живому, — повернулся и смерил ее взглядом.
— Ты кто? — спросил он хрипло.
— Подруга Ани. А ты, прости, кто?
Они одновременно посмотрели друг на друга, как два пассажира разных поездов, столкнувшихся на одной платформе.
— Погоди. Как тебя зовут? — спросил он.
— Маша. Мария Громова.
— О боже, — он закрыл глаза.
— Мою невесту тоже зовут Маша Громова.
— Ааа… — протянула Маша, — это шутка? Скрытая камера?
— Ты думаешь, я бы стал устраивать себе свадьбу в девять утра, если бы это была шутка?
Маша открыла рот, потом закрыла, потом открыла снова. Женщина с планшетом махала рукой.
— Какие кольца? — вскрикнули они хором.
Жених (как бы его там ни звали — она еще не спросила) обернулся к Маше.
— Слушай. Ты кто вообще?
— Я просто пришла на свадьбу Ани. Я — подруга, свидетельница, можно сказать.
— А я пришел жениться. На Маше Громовой. Только не на тебе.
Маша оглядела помещение. Цветы, официант с подносом, пара тетушек с влажными глазами. Все было очень официально, и, страшно не туда.
Она тихо пробормотала:
— Это точно не свадьба Ани?
— Если только она не переименовалась, не сменила родителей и не стала бухгалтером из Митино — то нет.
Из динамика послышалось торжественное:
— Прошу всех пройти в зал! Молодожены, за мной!
— Может, стоит… уйти? — прошептала Маша.
— А попробуй. Там моя мама,— предостерег он ее.
— У нее взгляд, который может сжечь человека.
— У моей — только заморозить.
— Отлично. Пошли к алтарю, может, там нас нейтрализуют.
Они встали. Почему — непонятно. Маше стало жарко, в глазах потемнело, ноги подогнулись. И в следующий момент она почувствовала, что падает.
В последний момент ее подхватили. Он, жених, этот сумрачный тип с небритым подбородком и майкой под пиджаком.
— Не умирай тут, ладно? Иначе все вообще пойдет не по плану.
Она хрипло рассмеялась:
— А это, по-твоему, идет по плану?
В этот момент ее “оживления”, регистратор торжественным голосом объявила:
— Григорий Соколов и Мария Громова, просим подойти к столу!
Маша не поняла, как ноги ее сами принесли туда. Жених — теперь уже с именем, шагал рядом с видом человека, которого только что не спросили, хочет ли он этого. У него был то самое выражения лица, что появляется в понедельник утром, когда проснулся за три минуты до зума.
Маша встала слева, как полагается, Григорий — справа. Оба молчали. За столом — женщина с папкой, микрофон и какая-то слишком бодрая музыка в зале.
— Уважаемые жених и невеста, Григорий и Мария, — произнесла регистратор с интонацией, будто рассказывает о космическом запуске, — сегодня вы вступаете в новый этап своей жизни…
Женщина не замолкала, казалось целую вечность, говорила о парусах жизни и корабле под название “Семья”. Под перечисление всех пунктов семейной жизни, верности и совместного быта, и в горе и радости…Марии становилось все хуже и хуже.
Наконец вещательница праздника жизни закончила и выдохнул. Тихо, беззвучно. Маша покосилась на него:
— Тебя часто так… женят?— прошептала она
— Обычно нет. В этот раз просто не уследил.
— За системой. Мама застала врасплох.
Он не смотрел на нее. Только на край стола, как будто надеялся, что под ним спрятан выход.
— А ты, собственно, кто? — наконец спросил он негромко, сквозь зубы.
— Уже спрашивал. Маша. Другая Маша. Уже и до меня дошло, что точно не твоя.
— Свидетельница. Подруги. Случайный элемент.
— Ясно. У меня аллергия на случайные элементы.
— А у меня — на торжественные церемонии. Мы идеально совпали.
Сзади хихикнула какая-то тетушка. Они выпрямились.
— Прошу вас, распишитесь, — сказала наконец регистратор.
Маша взяла ручку. Пальцы дрожали. Подпись вышла как у первоклассника на контрольной.
— Ты пробуй на жаре расписаться.
Он взял ту же ручку, расписался точно и быстро, как будто подписывал договор на новый ноутбук.
— Опыт? — уточнила она.
— Расписывался на ипотеке. Не дрожала ни одна мышца.
— С этого дня вы — муж и жена! — радостно заявила регистратор.
— Вы серьезно? — прошептала Маша.
— Да, — сказал он, почти не разжимая челюсти, — добро пожаловать. Слава богу, что мама первый раз тебя видит.
Аплодисменты. Цветы. Конфетти из какой-то пушки. У Маши заложило уши. Она повернулась к нему:
— Это вообще можно отменить?
— Думаешь, я юрист по семейному праву?
— Нет. (продолжение в статье)
Сын Аллы Ивановны Игорь женился больше года назад. Девушку взял хорошую, образованную и очень симпатичную.
– Смотри, сынок, – шутила мать, – за такой женой глаз да глаз нужен, а то уведут.
– Ну что вы, Алла Ивановна, – смущалась невестка Оленька, – я других мужчин просто не замечаю, только любимого мужа.
И действительно, Оля оказалась домоседкой, любила вязать, готовить. Никакие тусовки ее не интересовали. И Алла Ивановна перестала отпускать подобные шуточки, чтобы, тьфу-тьфу, не сглазить невестку.
Однако со временем она заметила, что ее собственный муж Павел Игнатьевич уделяет жене сына слишком много внимания.
Он с явным удовольствием ухаживал за ней по поводу и без, а иногда откровенно заигрывал.
Оля ничего не замечала, принимала расположение свекра как само собой разумеющееся.
Могла прийти в гости, пока Игорь был на работе или попросить куда-то ее отвезти, в чем-то помочь.
Павел Игнатьевич никогда не отказывал. (продолжение в статье)
Элина услышала стук в дверь и поняла — что-то изменится навсегда. Такое предчувствие накатывает редко, но метко, как удар молнии в самое сердце тишины. Она оторвалась от диктофона, где только что записывала рассказ бабушки Насти о старинных обрядах, и пошла открывать.
На пороге стояла Лидия Михайловна с двумя огромными чемоданами и сумкой через плечо. Выглядела она на удивление бодро для женщины, которая только что пережила развод после тридцати лет брака.
— Лидочка, мама, что случилось? — Павел появился из кухни с кружкой чая, и Элина увидела, как его лицо вытянулось от неожиданности.
— Ничего особенного, сынок. Просто решила пожить у вас недельку-другую. До понедельника точно, а там посмотрим. — Лидия Михайловна протиснулась мимо Элины в прихожую, даже не дождавшись приглашения. — Дом-то какой просторный у вас! И тишина... Прямо как в музее.
Элина молча взяла один из чемоданов. Тяжелый, будто свекровь везла с собой половину прежней жизни. Павел стоял растерянный, переводя взгляд с матери на жену.
— Мам, а как же твоя квартира? Ты же говорила, что будешь жить одна, что это твой дом...
— Дом-то мой, да только в нём теперь каждый угол напоминает... — Лидия махнула рукой. — Вот и решила проветриться. А что, разве я не могу побыть с сыном? С невесткой познакомиться поближе?
Элина почувствовала, как что-то сжалось в груди. Познакомиться поближе. За семь лет брака они виделись от силы раз в месяц, и каждая встреча заканчивалась вежливым облегчением при расставании.
— Конечно можешь, мама. Проходи, располагайся. — Павел наконец очнулся от ступора. — Только у нас тут... ну, Эля работает дома, записывает интервью. Может быть шумно для тебя.
— Да какой там шум! — Лидия уже осматривала гостиную, трогала обивку дивана, заглядывала на книжные полки. — У меня после развода такая тишина в ушах звенит. А тут живые голоса, семья... Это же замечательно!
Элина поставила чемодан у стены и посмотрела на Павла. Он избегал её взгляда, изучая носки своих тапочек. В этот момент она поняла: он знал. Знал, что мать приедет, и не предупредил.
— Где же мне разместиться-то? — Лидия Михайловна уже направилась к лестнице на второй этаж. — Наверху, наверное, уютнее. Окна какие большие! И вид на сад...
— Мам, там наша спальня. И кабинет Эли. — Павел наконец поднял глаза. — Может, диван в гостиной? Он раскладывается.
— Ну что ты, сынок! Я же не на одну ночь. Диван — это для гостей, а я семья. — Лидия уже поднималась по ступенькам. — А что это за комната? С пианино?
— Это... это моя студия. — Элина поднялась следом. — Там я записываю интервью. Оборудование стоит.
— Оборудование... — Лидия заглянула в комнату и покачала головой. — Столько места пропадает! Микрофон да компьютер — разве это оборудование? У нас на заводе оборудование, а это так, игрушки.
Элина сглотнула. В этой комнате она провела последние три года, собирая истории стариков, записывая забытые песни и сказки. Здесь родился её проект о сохранении исчезающих диалектов. А теперь это просто пустое место, игрушки.
— Ладно, мам, — Павел спустился и взял второй чемодан. — Давай пока устроим тебя внизу. Потом разберёмся.
Лидия Михайловна улыбнулась и легко кивнула. Элина стояла в своей студии и слушала, как внизу уже начинается новая жизнь — со звуками чужих шагов и голосом, который теперь будет заполнять каждый уголок их дома.
Утром Элина проснулась от звука работающего телевизора. Громко, намного громче, чем они с Павлом смотрели когда-либо. Голос ведущего новостей смешивался с каким-то ток-шоу, потом переключился на музыкальный канал.
Она спустилась на кухню в халате, надеясь выпить кофе в тишине перед рабочим днём. Сегодня должна была приехать бабушка Настя — дописать рассказ о свадебных обрядах.
— Доброе утро, — Лидия Михайловна стояла у плиты в ярко-розовом спортивном костюме, помешивая что-то в сковороде. — Яичницу делаю. Павлик любит с помидорами.
— Спасибо, я обычно не завтракаю. — Элина прошла к кофемашине.
— Как не завтракаешь? — Лидия повернулась, держа в руке лопатку. — Завтрак — основа здоровья! Вон ты какая худенькая... Неправильно питаешься, наверное.
Элина включила кофемашину. Звук показался особенно громким в утренней тишине, но телевизор всё равно перекрывал.
— А что это у тебя за штука такая? — Лидия кивнула на кофемашину. — У нас дома простая турка. Кофе должен быть настоящий, а не из этих капсул.
— Это удобно, — Элина поставила чашку под носик.
— Удобно... — Лидия покачала головой. — А вкуса никакого. Павлик, сынок, просыпайся! Завтракать пора!
Павел спустился, сонный и взъерошенный. Поцеловал маму в щёку, Элине кивнул. (продолжение в статье)