– Ну, не совсем так, – замялся Артём, отводя взгляд в сторону. Его пальцы нервно теребили край кухонного полотенца, а на лбу выступила испарина, несмотря на прохладный вечер.
Оля замерла, держа в руках кружку с недопитым чаем. Кухня, маленькая, но уютная, с деревянным столом и занавесками в мелкий цветочек, вдруг показалась тесной, словно стены сжимались вокруг неё.
– Не совсем так? – переспросила она, стараясь держать голос ровным. – Тогда объясни, что именно она имела в виду, когда сказала, что «Артёмка заслужил эту квартиру не меньше тебя»?
Артём вздохнул и сел на стул, будто ноги перестали его держать. За окном шёл мелкий дождь, и капли тихо стучали по стеклу, создавая фон для их напряжённого разговора.
– Мам просто… – он замялся, подбирая слова. – Она считает, что раз мы женаты, то всё общее. Ну, знаешь, как в семье.
– В семье? – Оля поставила кружку на стол так резко, что чай плеснул через край. – Артём, эта квартира – наследство от моей бабушки! Моей! Не нашей, не твоей, а моей!
Он поднял на неё взгляд, и в его карих глазах мелькнула тень вины. Но тут же сменилась чем-то ещё – упрямством, которое Оля знала слишком хорошо.
– Я понимаю, – сказал он тихо. – Но мама думает, что… ну, что я тоже внёс вклад. Мы же вместе ремонт делали, мебель покупали…
– Вклад? – Оля почувствовала, как внутри всё закипает. – Ты серьёзно? Да, ты поклеил обои в коридоре и помог собрать шкаф. Но это не значит, что ты теперь совладелец!
Она отвернулась к окну, пытаясь успокоиться. Дождь усиливался, и в стекле отражалось её лицо – бледное, с поджатыми губами. Ей было всего двадцать восемь, но в этот момент она чувствовала себя на все сорок. Три года брака, бесконечные компромиссы, попытки ужиться с его семьёй – и вот теперь это.
Квартира в старом панельном доме, досталась Оле от бабушки полгода назад. Это было не просто жильё – это был кусочек её детства. Бабушка, Анна Павловна, пекла в этой кухне пирожки с капустой, рассказывала сказки, учила вязать. Каждый уголок – от потёртого паркета до облупившейся краски на подоконнике – был пропитан воспоминаниями. Оля мечтала вдохнуть в эту квартиру новую жизнь: сделать ремонт, повесить яркие шторы, поставить на полки книги, которые бабушка так любила. И вот теперь свекровь, Галина Ивановна, решила, что её сын имеет на это право?
– Я поговорю с ней, – наконец выдавил Артём, но в его голосе не было уверенности.
– Поговоришь? – Оля повернулась к нему, скрестив руки на груди. – Как в прошлый раз, когда она решила, что я должна бросить работу, чтобы «сосредоточиться на семье»? Или когда она подарила нам тот ужасный сервиз, который я терпеть не могу, и заставила поставить его на самое видное место?
– Оля, ну не начинай, – он потёр виски. – Мама просто хочет, чтобы у нас всё было хорошо.
– Хорошо для кого? – её голос сорвался на крик, и она тут же замолчала, боясь, что соседи услышат. – Для неё? Для тебя? Или для меня, которая теперь должна оправдываться за то, что не хочет отдавать своё наследство?
Артём молчал, глядя в пол. Тишина повисла тяжёлая, как мокрое бельё на верёвке. Оля чувствовала, как в горле встаёт ком. Она любила Артёма – его мягкую улыбку, умение разрядить обстановку шуткой, то, как он обнимал её по утрам, пока кофеварка шипела на плите. Но его мать… Галина Ивановна была как ураган, который сметал всё на своём пути, оставляя за собой хаос и чувство вины у тех, кто осмеливался возражать.
– Ладно, – наконец сказала Оля, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Давай просто спать. Завтра разберёмся.
Но спать она не могла. Лёжа в темноте, она слушала, как Артём тихо посапывает рядом, и думала о том, как всё изменилось за последние месяцы. Когда они только поженились, Галина Ивановна казалась просто заботливой мамой – привозила домашние соленья, звонила раз в неделю, чтобы узнать, всё ли у них в порядке. Но после смерти бабушки всё изменилось. Свекровь стала звонить чаще, приходить без предупреждения, давать советы, которые звучали как приказы. А теперь эта квартира…
Утром Оля проснулась с тяжёлой головой. На кухне уже пахло кофе, и Артём, как обычно, стоял у плиты, жаря яичницу.
– Доброе утро, – сказал он, стараясь улыбнуться. – Хочешь тосты?
– Не хочу, – буркнула Оля, наливая себе воды. – Я хочу понять, что твоя мама задумала.
Артём вздохнул, выключая плиту.
– Она сегодня зайдёт, – сказал он. – Сказала, что хочет обсудить что-то важное.
– Важное? – Оля почувствовала, как внутри всё холодеет. – Что ещё? Она уже решила, как мне жить?
– Оля, пожалуйста, – он посмотрел на неё умоляюще. – Просто выслушай её.
– Хорошо, – кивнула она, хотя всё внутри кричало, что это плохая идея.
Галина Ивановна явилась ровно в полдень, как генерал перед битвой. Её тёмно-синий плащ был застёгнут на все пуговицы, а в руках она держала сумку с логотипом какого-то магазина. Оля невольно отметила, что свекровь выглядела моложе своих пятидесяти пяти – подтянутая, с аккуратно уложенными волосами и яркой помадой. Но её глаза, холодные и цепкие, выдавали характер.
– Олечка, здравствуй, – сказала она, проходя в гостиную без приглашения. – Артёмка, поставь чайник, будь добр.
Оля стиснула зубы, но промолчала, усаживаясь на диван. Галина Ивановна села напротив, поставив сумку на пол, и начала без предисловий:
– Я вчера разговаривала с риелтором, – сказала она, глядя прямо на Олю. – Твоя квартира – хорошее вложение. Но, знаешь, держать её просто так – глупо. Надо либо сдавать, либо продавать.
– Продавать? – Оля почувствовала, как кровь приливает к лицу. (продолжение в статье)
— Ты, надеюсь, про кредиты не забыла? Хочешь – не хочешь, а платить нам придется. Навалят пеня, потом вообще не рассчитаемся.
— Ключевое слово во всем твоем изречении – «нам»! Не только мне, но и тебе!
— С чего? – он вывернул карманы домашних штанов.
— А ты возьми свою мужскую гордость в кулак, про силу воли вспомни и вперед на поиски работы! Нормальной, той, какой, по твоему мнению, ты достоин! Только тянуть не советую, про пеня сам говорил...
Лиза пританцовывала на месте от холода на остановке. И маршруток как назло не было!
«А могла бы ехать!» — подумала она.
Да, у них в семье была машина. Хорошая, новая. Прямо из салона. Только ей еще и года не было, поэтому, что она, что муж, жалели ее и берегли.
Вторую неделю штурмом брали подножки автобусов, хотя машину как раз для того и покупали, чтобы больше на автобусах не ездить...
Квартира Елизавету встретила тишиной.
— А Вани-то еще нет, — она покачала головой, — тоже мерзнет где-то.
Лиза сама вернулась домой позже часа на два, продрогшая до мозга костей, а мужа еще где-то носит.
— Совсем же замерзнет! Надо будет его сразу накормить, и непременно горячим!
Лиза и сама бы сейчас не отказалась от тарелки наваристого супчика на свиных ребрышках. Именно его она вчера сварила. Но решила дождаться супруга, а сама пока чаем погреется.
Когда открылась дверь, и Ваня вошел в квартиру, Лиза рванула на кухню, разогревать ужин.
Разогрела, на стол поставила, а муж так и не появился.
— Ванюша! – позвала она. – Ужинать пошли! Все уже на столе!
В ответ тишина.
Лиза робко вышла из кухни, и пошла искать мужа. Ваня сидел в комнате, обхватив голову руками.
— Ванечка, что-то случилось? – спросила она, присаживаясь рядом.
— Меня уволили, — проговорил он отрешенно, — одним днем. Раз! И все, я безработный.
— А это вообще законно?
— Наверное, да. Там племяннику директора место понадобилось. И, как по щелчку пальцев.
Она тронула его за руку, от чего он вздрогнул.
— Ваня, пошли покушаем!
— Не хочу, Лиз. Честное слово, не хочу. Ты не обижайся, просто на самом деле не хочется. Я посижу тут, хорошо?
Поговорить в этот вечер не удалось. А утром он уехал к маме, записку только оставил:
«Я там помочь обещал. Буквально на пару дней».
***
— Рита, это полный аут! – Лиза пришла на работу, но работать не могла совершенно. (продолжение в статье)